Сказала – и кубарем скатилась со стола, подхватила кроссовки. И так, со шваброй в одной руке и обувью в другой, пробежала по коридору до самой приёмной. Директор стоял в углу, у кофемашины, и смаковал первую, самую крепкую порцию.
– Доброе утро, – кивнул он, как ни в чём не бывало. – Вижу, сегодня вы своим ходом? – предположил он, глядя на швабру. Айка не поняла, но на всякий случай кивнула. – Кофейку с дорожки?
– Очень кстати будет, – от души призналась она и села за свой стол, чтобы наконец-то обуться. Директор невозмутимо кивнул и защёлкал кнопками кофемашины.
Работы в тот день было в два раза больше, чем обычно. Айка печатала столько, что руки онемели до самых локтей, а от прижатой телефонной трубки ухо разболелось. Перед глазами цифры и буквы плясали ламбаду, а заглавная «т» всякий раз безжалостно напоминала о швабре, так и забытой в углу. Михаил неизменно косился на неё, проходя через приёмную, однако милосердно помалкивал.
Премию вернуть не обещали, но с надбавками дело вроде как утрясли; Ольга Павловна продолжала ворчать, Иринушка порхала из кабинета в кабинет, как бабочка над клумбой, и рукава красной шёлковой кофточки развевались, точно крылышки. Директор почему-то хмурился; во время одной из долгих-долгих телефонных бесед за плотно закрытой дверью проскочило зловещее «сократить», а затем и вовсе кошмарное «уволить».
А вечером, проходя мимо кабинета Михаила, Айка снова заметила выпирающую из щелей дрянь – и чуть не расплакалась.
С неба лепил снег с дождём, липкий и вязкий. Дорога под ногами хлюпала. Вытертый до камешков асфальт на железнодорожной платформе влажно блестел и скользил под ногами, словно был намазан барсучьим жиром. В дальнем конце, там, где обычно притормаживает самый хвост электрички, фонарь время от времени выхватывал в мельтешении снега строгое пальто и пижонский шарф в полоску.
«Михаил ездит на машине», – напомнила себе Айка нарочно, чтоб успокоиться. Но всё равно, когда подошёл состав, и пальто с шарфом куда-то исчезли – то ли растворились в свете прожектора, то ли затерялись в толпе – стало жутковато.
В поезде она уже нарочно выглядывала женщину с вязанием, но сегодня та не появилась – как чуяла. Айка потеряла бдительность и задремала, а когда проснулась, то дрянь уже болталась над самой шеей. И настроение было такое, что хоть бери её, вей верёвку и вешайся.
В пятницу Михаил на работу не пришёл.
– Заболел, – охотно просветила всех желающих Иринушка во время обеда. – Простудился и решил отлежаться. Сегодня-то денёк отработать всего, потом два выходных.
– Отлынивает, – сердито пробурчала Ольга Павловна себе под нос и, шумно отхлебнув чай, надулась голубем на морозе. – А мы тут вкалываем, как проклятые… У него зарплата больше, чем у нас, между прочим.
Директор сидел на другой стороне столовой и, конечно, не мог слышать, о чём говорят, но всё равно нахмурился и неодобрительно затряс пухлым пальцем.
– Не любит, когда мы про зарплату говорим, – недовольным шёпотом отозвалась на это Ольга Павловна.
– Может, ему просто не нравится, что вы чай пьёте, когда у нас такой прекрасный бесплатный кофе есть? – примирительно вклинилась Айка со своей версией, но остальные только зашикали.
Без жертвы дрянь приуныла и втянула щупальца. Сладковатый гнилостный запах по-прежнему немного ощущался в коридоре, но не более того. Сердобольная Иринушка под вечер взяла ключ на проходной и полила все цветы в кабинете у юриста: ароматные герани, которые достались ему ещё от предшественницы, монстеру с гладкими кожистыми листьями и крохотную лиловую фиалку прямо на рабочем столе. Айка рада была бы воспользоваться случаем, заглянуть и удостовериться, что дрянь и впрямь съёжилась, но было неудобно, да и работы хватало; директор ласковым голосом обещал прибавку и просил посидеть хотя бы до восьми, чтобы доделать отчёт.
Но Михаил с его внезапной болезнью никак не выходил из головы. Как назло, вспоминался без конца полосатый шарф, тающий в свете прожекторов электрички, и ноги из сна, торчащие из-под вагона. Под конец Айка так измучилась, что совершила непростительное должностное преступление – влезла в личные дела, когда директор отлучился в туалет, и переписала на стикер, заляпанный кофе, телефон и адрес Михаила.
«Если у него в кабинете столько дряни, то что же дома творится?» – постоянно думала она, пока шла к платформе, и сердце всякий раз сжималось. Стикер в нагрудном кармане обжигал, словно бабушкин горчичник. Когда наконец подошёл состав, Айка глупо уставилась на раскрытые двери, но так и не смогла войти.
Подождав немного для приличия, электричка обиженно щёлкнула створками и укатила в густеющую темноту, вальяжно покачивая вагонами. Айка мысленно извинилась перед ней, потом спустилась в метро и поехала на другой конец города. Там нервным смерчем пронеслась по супермаркету, наугад хватая то лимон, то банку с мёдом, то горячие ещё пирожки в разделе выпечки, и сама не поняла, как вдруг оказалась перед дверью совершенно незнакомой квартиры с объёмистым бумажным пакетом в руках.