Зеркальный лабиринт

– Ты видишь их, верно? – спросил кривоногий. – Они воображаемые. Их никто, кроме меня, не видит. Ну, и таких, как ты. Каждый гриб пустил корни до мозга. Они питаются снами. Забирают цвета и эмоции. Мои сны похожи на черно-белый рисунок годовалого ребенка. Только неровные, непонятные линии. И как долго это будет продолжаться? Не подскажешь? Впрочем, есть ли смысл в твоих подсказках? Придет время, их увидят все, и тогда прощайте мои ладони. Я сам их себе отрежу. Отсеку, словно сгнившие куски мяса. Выдерну корни один за другим. И если останусь жив – продолжу уничтожать таких, как ты.

Она поежилась от холода, провела руками по обнаженным ногам. Непроизвольно дрожала нижняя челюсть. Она слабо понимала, что говорит ей этот человек с грибами в ладонях. Хотелось только одного – согреться. Вернуться в свое уютное воображение…

– Я сейчас возьмусь этими ладонями за твои нежные полные сиськи, сожму их так, чтобы грибы полопались к чертовой матери. Остались на твоей белой коже, – распылялся кривоногий. – Я хочу измазать тебя грибной сукровицей. Чтоб почувствовала перед смертью, каково это. Каково приходится нам жить с вами, терпеть вас, мириться…

Бородач молчал. Ей казалось, что она уже видела его глаза.

Внезапно ее сознания коснулось что-то. Далекая затаившаяся мысль.

Она поняла, что это – Город. Старый забытый Город. Он не хотел, чтобы она умирала. Потому что кукушка была из тех старых существ, которые появились из болот и забрались в артерии города в дни, когда Город только строился. А он ценил старую дружбу. Он помогал друзьям и поэтому собрал остатки сил, запустил импульс по кишкам-канализациям, от сердца к этому забытому всеми стыку старых панельных домов.

Кривоногий внезапно поскользнулся – или что-то под его ногой пришло в движение – и начал заваливаться вперед, выставив руки.

Ей в объятия.

Она рванулась к нему, прыгнула, ударила головой в грудь, зашипела, вцепилась острыми клыками в лицо, вырвала клок щеки, сплюнула, укусила снова!

Кривоногий закричал, попытался оттолкнуть, упал на бок.

А она навалилась сильнее, переворачивая на спину, прижимая коленями к асфальту, ухватила зубами холодный влажный нос, сомкнула челюсти, почувствовала, как ломается хрящик, как трещит кожа, а рот наполняется божественно-теплой кровью. Руками, пусть даже и связанными, крепко ухватилась за пальто, разодрала когтями, вырвала пуговицы, погрузилась в теплоту тела – глубже! – под кожу! – ломая ребра, добираясь до сердца!

Кривоногий засучил ногами, закричал на изломе, до хрипа, и стих. Прошло секунды три или четыре. Она умела убивать быстро.

Кровь темными струйками растеклась по снегу, подобралась к ногам бородача.

Кукушка подняла голову, разглядывая охотника. В руке его болталась открытая ловушка.

– Я знал, что это произойдет. Зря он напросился, – пробормотал могучий человек с пронзительно знакомым взглядом.

Она уселась на теле кривоногого, скрестив ноги, и быстро-быстро перегрызла веревки на запястьях. Разгоряченное тело какое-то время не будет чувствовать холода. Быть может, кукушка успеет убраться подальше, в тепло. Пусть голодная, с бурлящей Силой в горле, но – живая. Хотя едва ли к ней применимо это понятие. Скорее бы подошло – немертвая.

Несколько секунд они смотрели друг на друга, не отрываясь. Оценивали шансы. Потом он бросился вперед, взмахнув ловушкой. Она увидела, как под ногами бородача внезапно вспухла мостовая и провалился асфальт. Это Город! Милый, добрый Город! Сосулька сорвалась с карниза и с тяжелым звоном разбилась на осколки между охотником и кукушкой. Бородач, успев сделать несколько шагов, отпрыгнул в сторону, ловушка выскользнула из его руки.

Она тоже прыгнула, хотела ухватиться за стену и заскользить, как в былые времена, вверх, к крышам и звездному небу, но без поддержки грани между настоящим и воображаемым лишь содрала кожу о морозные бетонные плиты и упала.

У нее перехватило дыхание. Из темноты крыш сорвалась новая сосулька, рассекла воздух и впилась в бедро. Кукушка зашипела от боли, забилась в судорогах, перевернулась на живот и поползла на руках в сторону дороги. Прочь из этого проклятого закоулка! Быстрее! Быстрее! Приподнялась, хромая, заметила бородача. Он сидел у противоположной стены. Что-то с ним было не так. Кукушка не успела понять, что именно.

– Не уходи! – внезапно попросил он. – Подожди! Останься хотя бы на несколько минут!

От неожиданности она остановилась. А бородач уже рылся в одеждах, вытащил сначала карандаш, затем потрепанный блокнот. Торопливо пролистал, косясь на кукушку, и вдруг начал рисовать. Бегло и размашисто.

Она увидела, наконец, что ноги бородача неестественно вывернуты, сломаны. Пот крупными каплями катился по его лбу и щекам. Глаза лихорадочно бегали – от блокнота на нее, с нее на блокнот.