Зеркало

– Сегодня уже, Андрюшенька, – сказала Софья.

В дверь как раз позвонили, настойчиво и требовательно.

Андрей Николаевич открыл, хотя Аркаша пытался сделать это быстрее, оттесняя отца. На пороге стоял приличного вида мужчина в летах с миловидной женой и молоденькой дочкой, не достигшей, по видимости, еще и двадцати лет. За ними высились корзины и чемоданы, перевязанные ремнями.

– Господин Незлобин? – спросил мужчина.

– Именно он, – ответил Андрей Николаевич.

– Очень приятно. Профессор консерватории Бельский, Василий Борисович, по классу скрипки. Моя супруга, Анна Дмитриевна, и дочь, Аделаида, Идочка. Направлены к вам на подселение, вот документы. – Профессор протянул какие-то бумаги, но на пороге в клубах пара появилось что-то большое и розовое, закрывшее весь дверной проем. Это была крупная дамочка в самом соку, и сок этот так и сочился из ее простецкого взгляда:

– Ну что, господа хорошие? Кто тут крайний, в квартирку-то? Я не опоздала?

– А вы кто будете, позволю спросить? – произнес Андрей Николаевич, закрыв наконец дверь на улицу, чтобы не студить прихожую, впустив еще двоих помощников с поклажей.

Дама скинула тяжелое пальто на ватине, размотала шаль и предстала во всей своей исполинской красе. Необъятная, полновесная, могучая, но не лишенная природной женской привлекательности, со своим хозяйским взглядом на вещи и события, она сунула пальто Андрею Николаевичу и скомандовала:

– Ну, показывайте давайте, где меня размещать будете? Бумаги-то держите, там все написано! И чтоб все чин по чину, а то еще подсунете чужую жилплощадь. Да шучу я, шучу. – Она поймала недоуменный взгляд Андрея Николаевича. – Представиться забыла. Клавдия я. Буфетчицей работаю в одном закрытом заведении.

– Кто ж его закрыл? – удивленно спросила Софья Сергеевна.

– Ну, это называется так, чтоб чужие свой нос не совали. На Лубянке я, в ведомстве, в буфете на первом этаже заправляю. Хочешь не хочешь, все равно сказать пришлось бы, коли мы теперь соседи. Так что обращайтесь, если что надо, подсоблю. С соседями в мире нужно жить, меня так мама учила, царство ей небесное, – вдруг неожиданно сказала она.

– Пойдемте, – сказала Софья Клавдии и повела ее в Лизонькину комнату, теперь уже бывшую. Клавдия дала знак двум солдатикам, нагруженным ее тюками, следовать за ней. А оба профессора, один по классу скрипки, другой по классу бабочек, все еще мялись в прихожей, не ожидая такого напора от простецкой новой соседки.

– Простите, господин Бельский, – произнес Андрей Николаевич, – это новая для нас ситуация, нужно время, чтобы привыкнуть.

– Ну что вы, очень вас хорошо понимаю, – ответил профессор Бельский. – Вам еще повезло…

– Как так?

– Нас вообще выселили из собственного дома и отдали его народной милиции, очень им здание подошло. Ничего вывезти не позволили, хотели вообще из Москвы выселить. Но потом, слава богу, дали разрешение на подселение. Так что будем теперь жить с вами в одном доме, если не возражаете. Ну даже если и возражаете, что я очень хорошо понимаю, деваться все равно некуда, не нас, так кого-то всё равно вам подселят. А идти нам теперь некуда.

Его супруга, скромная и тихая, не произнесшая еще ни одного слова, стала беззвучно плакать.

– Ничего, Аннушка, все живы и здоровы, приживемся! – попытался он ее приободрить. Но она уткнулась ему в морозное плечо и мелко-мелко затряслась, всхлипывая. – Ну будет тебе, будет, работа пока есть, жильё господин Незлобин сейчас представит, прокормимся!

– Конечно, пойдемте в комнату. Там сын жил, удобная большая комната, вы там хорошо разместитесь, – сказал Андрей Николаевич и пошел вперед, подхватив тяжелый профессорский портфель с нотами. Аркаша схватил чемоданы и, пропуская всхлипывающих женщин вперед, пошел следом.

– Вам спокойно будет у меня в комнате, я даже рад, что именно вы в ней станете жить, – говорил Аркаша, обращаясь к Идочке, девушке очень приятной наружности, скромной, в меру изысканной, все время опускающей длинные ресницы. Она вдруг взмахнула на Аркашу этими ресницами-бабочками, и он неловко споткнулся, хотя решил, что это случилось не из-за Идочки и ее чудных глаз, а потому что чемоданы были слишком тяжелыми.

Как только все разошлись по комнатам, во входную дверь снова забарабанили. Андрей Николаевич нехотя пошел открывать. На пороге стоял мужчина с рюкзаком и большим походным чемоданом, обклеенным разноцветными наклейками. Он был в длинном черном пальто и черном суконном башлыке, почти закрывающем лицо. Когда мужчина откинул башлык, Андрей Николаевич увидел, что на лице у него повязка, закрывающая глаз.

– Здравствуйте! Господин Незлобин? – спросил незнакомец. – Вот бумаги, меня к вам подселяют, вас предупредили? Я Бубновский Генрих Александрович, приват-доцент Московского университета, преподаю еще и в медицинском. Я могу войти?

– Конечно, прошу, – сказал Андрей Николаевич и пропустил мужчину в дом, разглядывая бумаги.