Зеркало

Через положенный срок, ни больше ни меньше, у них родился мальчик Гриша, кроватку для которого Аркаша соорудил сам и поставил подальше от окошка, совсем недалеко от зеркала. Гриша, как только научился вставать в кроватке, смешно подтягиваясь за прутья, все бил ручонками по призеркальному столику и гладил холодную блестящую поверхность, оставляя на зеркале разводы от слюней и маминого молочка. С рождением ребенка у Идочки кончились слезы. Видимо, сработала какая-то природная программа переключения на что-то более ценное и важное. Или они просто физически закончились, излившись за первые двадцать лет полностью. Идочка теперь не плакала, только привычным жестом прикладывала руку ко рту, когда ее начинало что-то волновать и тревожить. Но плакать? Зачем? Аркадий обожал жену, радовался на сына, но видел их редко, работая за троих. Он был ведущим хирургом в московском военном госпитале и возглавлял особую экспериментальную лабораторию, тоже военную и сильно засекреченную. Дома бывал редко, приходил усталый, с портфелем на замке, но семью снабжал отменно и к тридцати пяти годам за особые заслуги заимел даже персональную машину с шофером. Когда Идочку спрашивали, чем занимается супруг, она, поправляя в ушах новые бриллиантовые сережки, говорила, что он врач, очень хороший врач. И это было чистой правдой. К тридцати семи годам Аркадий Андреевич получил отдельную трехкомнатную квартиру, и они обосновались совсем недалеко, в Соймоновском проезде, около доходного дома Перцовых, прямо напротив того места, где раньше стоял храм Христа Спасителя, а теперь шли шумные работы по возведению Дворца Советов, вернее, пока по его углублению – рылся гигантский котлован. Вся Москва вообще была перерыта после 1935 года, где-то сносили здания и церкви, где-то дома убирали под нож целыми переулками, освобождаясь от шикарного царского наследия, где-то строили метро, глубоко и опасно, где-то расширяли магистрали, а на улице Горького вообще передвигали целые дома. Пройти без галош в любое время года было невозможно.

Софья Сергеевна без ежедневного общения с сыном и внуком очень скучала, хотя виделись они часто, вместе обедая или катаясь по только что открытой ветке метро до станции «Сокольники». Гриша почти каждый день приходил к бабушке после школы, а обратно домой зачастую возвращался только к ужину.

Андрей Николаевич сидел в большом кресле и читал «Известия» вслух, чтобы слышал внук:

«Недавно в одном из залов Музея имени Ленина выставлена небольшая скульптура Татьяны Щелкан «Ленин-гимназист». В ближайшее время скульптура будет воспроизведена в натуральную величину.

Молодой художник-комсомолец Вуквол учится сейчас в Ленинградском институте народов Севера. В своих рисунках, которые будут перенесены на моржевые клыки, талантливый художник-чукча пересказал легенду своего народа о великом вожде революции. На рисунках изображено, как Ленин охотится вместе с чукчами, как вместе с ними он ловит рыбу, как на лучших упряжках везут чукчи своего любимого вождя, как Сталин ведет чукчей по пути, начертанному Лениным».

– Слышал, Гришань, про моржовые клыки? Хорошая, между прочим, вещь! Вот когда я был на Севере…