Зеркало для героев

В самой верхней комнате высокой башни на ложе мягкого серебра спит халиф Алияр — телом он силен и молод, ликом прекрасен, а про то, какие у него глаза, никто из живущих не ведает, потому что спит он от начала мира и, говорят, этот мир во сне и видит. А как проснется Алияр, так и исчезнет воздух, рассыплются города, разрушатся горы, уйдет вода из океанов и время прекратится.

А что тогда начнется — как знать.

Поэтому просто так во дворец халифа Алияра не войдешь, а уж если вошел — просто так не выйдешь…

Сонаи проснулась рано, до рассвета.

Долго лежала в темноте, перебирая в уме осколки своего сна, потом, вздохнув, убрала их глубже в память, где уже пылилось несколько десятков таких же. Она не могла вспомнить, снились ли ей эти сны до гибели Ваджарата.

Месяц назад с недоброго Внешнего моря накатилась страшная буря, подобных которой старики не помнили. Она бушевала пять дней, но уже к исходу третьего — когда в берег одна за другой ударили восемь волн высотой с гору Ид, а далеко в море рухнули утесы Зубы Джа, стоявшие от начала мира — тогда стало совершенно ясно, что те, кто вышел в море, домой не вернутся никогда.

От горя Сонаи слегла, ничего не ела, по нужде ползала на четвереньках — ноги не держали. Попив воды, опять падала в широкую низкую постель, гладила доски кровати, будто плечи мужа.

Ваджарат сбил кровать своими руками, срубив свое дерево.

Посмотрев новорожденному в глаза, родители выбирали ему саженец и зарывали под корни детский послед. Такие деревья росли быстрее обычных, а срубались в день свадьбы. Молодой жених делал из своего кровать, в которой родятся их дети, а из дерева своей невесты строгал стол, за которым семья будет пить и есть. Потом, в конце, кровать или стол ставились в основание погребального костра.

У Сонаи не было своего дерева. Младенцем ее нашли на берегу моря, там, куда прибой выносил водоросли, глубоководных медуз, а один раз — мертвую русалку с вытекшими глазами и костяным копьем под левой грудью, совсем небольшую, в два человеческих роста.

Крохотная голая девочка на горе разноцветных водорослей не плакала, смотрела вокруг бездумным младенческим взглядом. Из собравшейся толпы рыбаков к ней вышла недавно родившая Решми, подняла ее на руки и покачала. Девочка загулила и начала искать грудь.

Женщина поклонилась морю и унесла ребенка в свой дом.

Так и выросла в деревне Сонаи — без дерева и без корней. И новых деревьев посадить не довелось. Ваджарат очень ее любил, но за все эти годы никто не подсел к столу в доме с маленькой деревянной ложкой, не размазал по дереву жидкую кашу, не похлопал столешницу пухлой рукой. Сонаи и не помнила, почему так вышло — воспоминания у нее путались, наползали друг на друга, новое и старое перемешивалось в памяти.

Но помнила, как улыбался Ваджарат, сверкая темными глазами, когда резал из ветвей своего дерева три маленьких ложки. Ни одна не пригодилась.

А теперь у ее глаз уже морщинки залегли, сминая нежную бронзовую кожу, а Ваджарат не вернулся из моря, не вернется никогда, лег костями в тяжелый придонный ил, куда не доходит свет. В тишину, в темноту, в молчание.

загадка

Я видел свет и светом был, я думал, чувствовал, любил. Теперь глаза мои пусты, и надо мной поют киты.

отгадка

Пятьдесят шесть рыбаков, отправившихся промышлять икряную весеннюю макрель за день до бури. И Ваджарат.

Сонаи лежала, придумывала загадки про умерших, глотала слезы.

Хлопнула входная дверь, по полу зашуршали ноги, по стене — руки. Вошла мама, держась за стенку — в своем доме она управлялась не хуже зрячей, а у Сонаи так не могла.

— Все лежишь, дочка? Так, смотри, и самой помереть недолго.

Сонаи через силу поднялась, забрала у нее корзинку, поцеловала мамины руки, усадила ее за стол. Решми кивнула на корзинку — доставай и ешь! Сонаи послушно вытащила из корзины горшочек теплой каши, зеленые перья лука, два яблока.

— Спасибо, мама!

Есть совершенно не хотелось, но она хорошо знала женщину, которая ее вырастила, знала, чем кончится спор. А если так — зачем начинать? Сонаи взяла ложку, сняла с горшочка ткань, начала есть. Вкусно было, как в детстве. Она всхлипнула от благодарности.

— Опять тот сон снился? — спросила Решми, внимательно к ней прислушиваясь. Белесые глаза смотрели в никуда. — Что на этот раз запомнила?

— То же самое, — вздохнула Сонаи. — Темнота. Звезды. Тоска по Ваджарату, одиночество, страх. И голоса. Они говорят, повторяют мне, что я должна… — голос ее сорвался.

— Разбудить халифа Алияра, — продолжила за нее Решми. Она уже слышала про этот сон, про голоса, требовавшие невообразимого. — Муж тебя просил?

— Нет, — покачала головой Сонаи. — Я и во сне знала, что Ваджарат умер. Другие голоса говорили. И, казалось, я вот-вот вспомню, кто они… Откуда я взялась, — ее голос упал до шепота. — И что мне нужно сделать.

Мать покачала головой.