Через секунду все исчезло. Вода ушла в трещины плитки, фонтаны замерли, в лучах света закружилась пыль. Лишь слабый розовый запах еще держался в воздухе и последние ноты музыки затихали в глубине павильона…
Спотыкаясь и тяжело дыша, чуть не плача от того, что наслаждение ушло, Сонаи брела к выходу.
И вспоминала, как в серебряно-желтом сари она стояла у огромного окна, за которым в бесконечной пустоте горели яркие звезды и сиял серо-зеленый диск с белыми разводами облаков.
— Ну, хвала Аллаху, почти у цели, — сказал Алияр и положил ей на плечо горячую руку. — Красив Гамлет, а мои расчеты правильны, хоть в них и было слишком много неизвестных. «Как часто нас спасала слепота, где дальновидность только подводила».
Ваджарат откашлялся, подходя сзади.
— «О, женщины, вам имя — вероломство»?
Сонаи повернулась, краснея, шагнула к мужу, взяла его за локоть.
— Все готово, Алияр, — Ваджарат пожал руку друга. — Твоя очередь. Ложись, подключайся, завершай перелет. Посмотрим, чем нас встретит Гамлет.
Алияр расправил плечи, улыбаясь.
— Когда из команды экспедиции мы станем колонистами, я тут же оспорю твою женщину, Ваджарат.
— Женщина решает сама, — сказала Сонаи, вскидывая подбородок.
— О, я знаю, — склонил голову Алияр. — Эта женщина — как дивный самоцвет среди людей. Ей все подвластно, она на все способна.
— Ты уже начал ее отбивать? — усмехнулся Ваджарат. — Тонко и издалека, ничего не скажешь. Опусти нас на Гамлет, друг, там разберемся. Мои расчеты показывают вдвое большую потенциальную плотность астероидного пояса, чем твои. По-твоему — прогулка по пустыне с верным верблюдом, по моему — толкучка на базаре в Мумбай. Но капитан решил твои расчеты не оспаривать…
— И не надо. «Век расшатался — и верней всего, что я рожден восстановить его!»
Алияр подмигнул Сонаи и Ваджарату, повернулся и побежал по упругой дорожке. Сонаи смотрела ему вслед и хмурилась.
— «Скверней», — сказала она, когда муж посмотрел на нее с вопросом. — У Шекспира «скверней всего». Лучше бы ты, Ваджарат, лёг в Махину и провел нас на планету. В тебя я больше верю.
— Поэтому ты — моя женщина, — муж обнял ее, и тут Сонаи вышла из павильона в залитый солнцем двор дворца халифа Алияра, и яркие лучи солнца мгновенно выжгли из нее все воспоминания, и старые и новые.
Весь двор был замощен огромными разноцветными квадратами, красными, желтыми, синими, белыми. Они отражали свет и горели так, что смотреть было больно. Внизу, под ступенями купального павильона, на белой клетке сидел огромный каменный тигр с тремя хвостами. Сонаи ахнула, когда он вдруг зевнул, обнажив мраморные клыки, потом склонил голову и снова замер неподвижно.
Глаза у тигра были из золотисто-желтого камня, обработанного в виде выпуклых кабошонов. Сонаи достала из кармана такой же камешек, положила его в рот. Тигр снова ожил, тройной хвост сердито дрогнул в пыли. Он нашел ее каменными глазами.
— Зачем ты пришла, рыбачка? — спросил он человеческим голосом, глубоким и надломленным. — Нету тебе места во дворце халифа. И дела нету. Возвращайся в свою деревню.
— Мне нужно увидеть Алияра, — твердо сказала Сонаи.
— Зачем тебе? Выйди в ближайшую дверь и окажешься дома, и тут же ребятишки побегут по улице, надрываясь: «Плывут! Плывут!» Рыбачки побегут на берег, и ты с ними. И все ваши рыбаки вернутся, исхудавшие, почерневшие от солнца на острове, куда забросила их буря. Но живые. И твой рыбак тоже.
— Не могу, — сказала Сонаи. — Я теперь даже не знаю, был ли у меня рыбак.
С усилием, потому что во рту было сухо, она проглотила тигровый глаз. Тигр поднял голову и угрожающе зарычал так, что задрожал весь мир вокруг.
— Не оборачивайся, Сонаи, — послышался сзади голос. — Смотреть на меня тебе нельзя. Но я здесь, всегда здесь, за твоим левым плечом.
— Ты умер, — сказала она горько. — Ты умер в том, другом мире, вы все умерли. Ваши тела по-прежнему лежат в разгерметизированных частях корабля, сгоревшие, замороженные, открытые космосу. Твое можно узнать по смешной нашивке с Ганешей на спине…
Она задыхалась.
— А здесь, в этом мире, я тебя сама придумала, Ваджарат. Тебя нет, ты не настоящий, вся жизнь моя ненастоящая.
Она почувствовала на шее его теплое дыхание.
— Мистики говорят, что люди все едины, Сонаи. Что наши души — часть общей, слитной космической души. И умирает только тело. Что, если твоя любовь ко мне коснулась этой общности, потянула меня в новый мир, создала здесь заново? Пока ты меня любишь — я здесь. И всё по-настоящему.
— Люблю, — сказала Сонаи.
— Ну тогда пойдем, жена. Нам нужно пройти цифровой Лабиринт Алияра. Сложный, зараза, восемь на восемь…
— Какой же это лабиринт? — спросила Сонаи. — Просто клетки.
— Между ними силовое поле, — прошептал Ваджарат. — Будет бить током. Держись. В клетках цифры — на сколько шагов мы можем двинуться. Если клетка красная — по горизонтали или вертикали. Если желтая — по диагонали. Белая — правила не меняются.
— А синяя? — спросила Сонаи, чувствуя, как сквозь усталость и печаль пробивается любопытство, как одуванчик сквозь остывший пепел.