— Мне представляли себе, что там страна. И думали о ней. Там жили первобытные люди, иными словами, как в средневековье... — Голос ее дрогнул.— Очень большое количество королей и отвратительных визирей, вокруг все время безобразничали злые духи, черт, их было невозможно поймать... Анжело нарисовал превосходную карту страны, тогда я тоже нарисовала, но его карта была лучше. У меня была река, текущая прямо через горный хребет, он не потерпел ее. Но это была моя река, и я просто сошла с ума, тогда... — она легким прикосновением пальца вытерла веко,— тогда он сказал: "Ладно, эта река подземная, она течет под горами!" И перерисовал свою карту, чтобы согласовать с моей... отлично сделал — пещеры, подземные озера и всякие мелочи...
— Там, наверно, был бело-голубой свет, льющийся неизвестно откуда, а ваши голоса отражались эхом от влажных скал...
— О!.. Вы понимаете! Ну, и однажды мы решили, что наконец перешагнем определенным образом и окажемся в... название страны было Гоялантис... окажемся там и пробудем столько, сколько захотим. Конечно, для остальных все выглядело так, будто мы по-прежнему в этом мире. Необходимая условность. Мы жалели всех этих бедняг, потому что они смотрели на нас — даже заставляли нас умываться, причесываться, есть овсяную кашу и не чертыхаться! — и думали, что мы с ними, тогда как, видит Бог, нас вообще не было. И мы так и остались там... Я на самом деле не помню никакой церемонии возврата. Думаю, мы никогда и не заботились о возвращении.— Она открыла глаза. Они были полны слез.— Ваши руки не изменились. Сыграйте мне.
Мелочи жизни... Я сыграл один из сентиментальных ноктюрнов Филда[50]
, который мне случилось вспомнить, потому что за окнами стоял теплый мартовский вечер. А потом была Первая прелюдия Шопена, потому что в среду Шэрон научила меня, как ее можно исполнять. Шэрон смотрела на меня, но видела Гоялантис. Впрочем, она его никогда и не покидала. И хотя в Гоялантисе бывали цветные туманы, его воздух мог быть чистым, и чисты были линзы, с помощью которых можно было наблюдать за этим, другим миром, и мир этот не был исключителен во владении особым зрением, тем, что мы любим называть правдой.А потом Шэрон сказала:
— Я не ошиблась.
— В чем, дорогая?
— В вас. понимаете, я никогда не верила, что вы умерли. Я категорически отказалась верить в тот самый момент, когда мне сказали о вашей смерти. Я продолжала отрицать ее, хотя поняла, что не могу говорить о вас даже с мамой Софией. И "Вальдштейн" на концерте... Это было для вас. Знаете, они не хотели, чтобы я включила его в программу... Даже маме Софии не нравилось, что он пойдет сразу за сюитой Карра. Но он должен был быть там. Я знала это еще три года назад, когда начала серьезно работать над ним... — И тут она очень тихо, так, что я едва расслышал ее слова сквозь лениво взятый мною аккорд, сказала: — Вы хотите, чтобы я увиделась с ним?
— Только если ты этого хочешь.
— Я так боюсь, Бен.
— Тогда обождем. Но он не ушел из Гоялантиса.
— Вы знаете это?
— Почти.
— Но может быть, ему следовало уйти? Эта страна хороша для меня. Я живу грезами. и теперь они начинают отплачивать мне за это, благослови их Господь. Но Анжело?.. Вы сказали, он пытается заниматься музыкой?
— Ужасно. Он сражается с нею. Примерно так.— Я исковеркал несколько тактов Восьмой инвенции, как это дела Абрахам. (Шэрон поморщилась.) — затем возвращается к началу и играет снова... точно так же, du lieber Gott![51]
— Это не поможет,— сказала Шэрон.— Думаете, он стремится к тому, что ему неподвластно?
— Ребенок, обе руки у которого заняты тортом, тянется за изюмом и роняет торт... Впрочем, ты оценишь его стремления лучше, чем я.
Она рассмеялась, но это был невеселый смех.
— Время от времени вы кажется порядочным злючкой.— Она перестала смеяться.— О, знаете, я увижусь с ним... скоро. Женское любопытство...
— Меня устроит женское любопытство.
Я ушел, так как знал, что у Шэрон был очень тяжелый день. Общественность добилась, чтобы выступление в филармонии назначили на апрель. Это был первый плод триумфального дебюта Шэрон. Но время для созревания этого плода осталось совсем немного. Она собиралась исполнить "Симфонические вариации" Франка и призналась мне, что до сих пор выучила только три четверти произведения. Ее не беспокоило это или...
Дверь моей квартиры оказалась запертой. Но я оставил замок незакрытым — на случай, если Абрахам явится, пока я отсутствую... Я смеялся над собой подобную надежду, однако заставил себя поступить именно так. Теперь пришлось побеспокоиться насчет ключа.
Когда я открыл дверь, свет в комнате оказался выключенным. В темноте красный огонек его сигары. Двигался на ощупь, он едва не опрокинул лампу, а когда я отыскал на стене выключатель, беспомощно рассмеялся.
— Грациозность — великая штука! — сказал он и, попытавшись поправить лампу уронил сигарету.
Пришлось нам немного прибраться. Он выглядел пристыженным и испуганным, но был рад меня видеть.
— Блудный сын вернулся,— сказал он.— Слегка ожегшись.
— Ты думаешь, я обижен?
— У вас есть на это право.
— Нет. Выдерживал и не такое.