Зеркало для невидимки

Администратор Воробьев, улыбаясь публике, наклонился к нему, словно спрашивая, что, черт возьми, случилось? Катя со своего места хорошо могла разглядеть их лица. Воробьев улыбается, но… А Геворкян, боже, да что с ним? По рядам прокатился ропот нетерпения. Экзотический стриптиз ожидали с великим интересом. Многие и пришли в цирк ради номера Илоны и леопардов Разгуляева.

— Прошу извинить.., в нашей программе.., в нашей программе произошли изменения… — Голос Воробьева был наигранно-бодрый, но вид растерянный. — Вместо только что объявленного мной номера вашему вниманию предлагаются.., икарийские игры!

На манеж резво, точно мячики, выскочили гимнасты. Геворкян скрылся за кулисами. Следом чуть ли не бегом устремился Воробьев — как был в смокинге, со съехавшей набок черной «бабочкой». В зале многие начали вставать с мест, свистеть. Никто не желал смотреть вместо вожделенного стриптиза какие-то там икарийские игры!

Катя дернула Мещерского за рукав, потащила к выходу. ЧТО-ТО ПРОИЗОШЛО. Она чувствовала это. Что-то случилось, причем только что… И Геворкян…

— Так, может, она в Город уехала? Кто-нибудь видел, как она на автобус садилась?!

Воробьев кричит. За кулисами полно артистов.

Лица раздраженные, встревоженные.

— Что случилось? — шепотом спросила Катя у оказавшегося рядом Романа Дыховичного. Этот его нелепый клоунский наряд — рот до ушей, нос картошкой, рыжий парик, а глаза — злые…

— Погребижскую черти куда-то унесли! Номер сорвала! Никого не предупредила! — Он, казалось, из себя выходит от злости.

— А муж ее разве не знал?..

— Какой к черту он ей муж! Болван! — взорвался коверный.

— Машина-то их на месте? Может, она на машине укатила, может, в пробку попала? — чей-то голос из толпы.

— Баграт уже побежал на стоянку проверить…

Катя смотрела на темный цирковой двор. Они все думают, что Погребижская сбежала: бросила мужа, цирк. Уехала куда-нибудь с «новым», типа Севастьянова… Кто-то тронул Катю за руку. Мещерский.

Хмель уже слетел с него.

— Они тут еще долго базарить будут, — шепнул он. — А мы… Ты что мне хотела сказать?

Катя рассказала про кровь на футболке.

— Надо сообщить Никите. — Но Мещерский тут же остановился. — Не застанем, поздно уже, вечер.

Давай, пока они тут собачатся, сами осмотрим. — Он быстро кивнул на шапито, вагончики, ангары.

А что они еще могли сделать? Катя не знала. Двор цирка внезапно показался ей огромным, необъятным. Хоть и освещается тут территория, но сколько же темных углов, закоулков. Мусорные контейнеры, бытовки, душевая, пустые клетки…

Обогнули львятник — двери заперты на висячий замок. Слоновник — тоже заперто. После выступления Линду водворили в ее стойло. От греха. Катя, приподнимясь на носки, заглядывала в окна вагончиков — никого. Все на представлении. Двор словно вымер. Только у фургона на колесах, где содержали «смешанную группу хищников», — движение. Там суетился рабочий персонал, готовящий номер Разгуляева.

Мещерский повернул в сторону конюшни. Распахнул дверь — аккуратные стойла, запах сена, лошади, каждая на своем месте, под синими суконными попонами. Их номер один из первых в программе.

А теперь они отдыхают, набираются сил, хрупают овсом, дремлют.

Они покинули конюшни, и вот тут-то… Катя застыла на месте. Ей послышалось.., показалось? Слабый, мучительный стон из темноты… Они ринулись на звук — еще мусорные контейнеры, сетка ограждения, стена и.., скорченная человеческая фигура. Знакомый Кате розовый шелк, светлые волосы…

— Леночка.., боже.., что с вами?

— Черные потеки на асфальте — струйки — от тела прямо к Катиным ногам. Точно лак.

Подбежал Мещерский, попытался приподнять Погребижскую. Розовый шелковый балахон, в котором она выходила на манеж, намок от ее крови. На Катю смотрели затуманенные болью и мукой глаза.

— Помоги-те… — Шепот как шелест сухих былинок. — Как же больно…

— Сережка, беги.., звони… Кого по дороге встретишь, посылай за фельдшером.., скажи, она здесь, ранена! — Катя не сознавала даже, что кричит. Наклонилась к Погребижской. Бледное как мел лицо, закушенные от боли губы. — Лена, кто это сделал с тобой?

Ты слышишь меня? Кто? Имя?

Затуманенный уходящий взгляд. Веки Илоны дрогнули, вздох.. Она безжизненно уронила голову. В лицо Кати ударил свет фонарика — цирковые услышали их крики. Впереди Воробьев и Разгуляев. Баграт бросился к жене с криком «Врача!».

— Она только ранена. Она жива, помогите. — Катя пыталась помочь ему поднять Илону.

— Она мертва.

Это сказал Роман Дыховичный. Сквозь толпу протискивался фельдшер. Но все уже было напрасно.

Они опоздали. Катя почувствовала чей-то взгляд.

Разгуляев — его оттеснили от тела, но он был выше многих в этой толпе. Он смотрел на нее так, словно они снова были одни в ночи. Катя почувствовала, что ее бьет озноб. Ей было страшно.

* * *

А дальше все происходило как во сне. Сорванное представление, возбужденные зрители, хлынувшие к выходу. Крики: «Убийство! Вызывайте милицию!»

Вой сирен…

Катя сидела на ящике для реквизита. Смотрела на этот хаос. Она знала: все они безнадежно опоздали, хотя могли бы успеть.