Люблю Россию я, но странною любовью. Страна господ, страна рабов. Не я правлю Россией, а 35 тысяч чиновников. Природа наша, точно, мерзость! У нас такой характер народный: для того чтобы что-то провести в жизнь, надо сперва сильно перегнуть в одну сторону, а потом постепенно выправлять. А попробуйте пройти у нас прямее: только проплутаете и выйдете на ту же извилистую тропу. У русского человека нет настоящего инстинкта самосохранения, он легко истребляет себя, сжигает себя, распыляется в пространстве. Добрый царь, но худые бояре. Русские не знают чувства меры. Им всегда мало. Как мучительно трудно быть русским. Идея униженности перед государством и есть великая национальная черта русского народа. В России всегда стараются уничтожить память о прошлом. Чтобы жить в России, нужно уметь притворяться. Иностранцу жить в России недурно. Мы ленивы и нелюбопытны. Фундаментальный устой России – неуважение к человеку и отрицание всего нового. Все настоящие русские люди – философы. Лишать водки народ нельзя. Не забывайте, что мы живем в России, а в России всегда был один царь. Ни один народ в Европе не способен к такому напряжению труда, какое может развить великоросс. Когда русский человек говорит о Боге, он всегда чешет задницу. Поболтать, покалякать – это мы мастера. В Россию можно только верить! Мы живем в одном настоящем, без прошлого и без будущего. Ничего в Российской империи не делается путного иначе как посредством ад-ми-ни-стра-ции! Хотели как лучше, а получилось как всегда. Поскоблите русского – и вы найдете татарина. Россия не готова к какой-либо форме демократии и нуждается в сильном правительстве. Не будем закрывать глаза: большевизм – национальное русское явление. Им нужен кнут. Такова славянская натура.
Мысли после концерта
Даже патриоты России позволяли себе уничижительно отзываться о России, но их всегда спасало нравственное чувство.
Родина тебя, гаденыша, выкормила, вырастила таким умным и правильным, а ты теперь ее поливаешь грязью и при первой возможности пытаешься драпануть на ПМЖ за границу – так? Что это за такой странный гражданский подвиг – смыться в Париж? На этот вопрос нарывается любой впавший в русофобию внутренний или состоявшийся эмигрант, и удовлетворительного нравственного ответа на него нет. Наши гении это отлично понимали, не позволяли себе хлестать русофобию графинами, и пусть они отлично говорили по-французски, пусть у них всегда был наготове батистовый платок и пилочка для ногтей, но к России они всегда относились пусть со странною, но любовью.
Мы презираем тех, кого предали.
Благородство натуры не позволяло нашим поэтам упиваться презрением к Родине-матери. «Презернул» чуть-чуть, тут же стало стыдно, и снова человек пошел обнимать-целовать березки.
Да, в Гиперборее не растут апельсины, да, северный наш Вавилон обречен на авторитаризм ввиду наличия мощного и конституционно оформленного полиэтнизма, но это вовсе не повод впадать в истерическое состояние. Невозможна в Вавилоне демократия? И хрен с ней. Не Вавилон для демократии, а демократия для Вавилона.
Другое дело, что некоторая горечь в душе россиянина неизбывна. Мы воспитаны на западной культуре, западных романах и книгах, идеи частной свободы пронизывают европейскую культуру, и невозможность с ней полностью слиться всегда будет подтравливать наше мирочувствование. Казалось бы, любую западную тряпку можем купить и носить, а поди ж ты, какое-то простенькое «демо-платьице» не можем натянуть на наши мощные славянские формы. Трещит.
С точки зрения имперской идеи прочитаем центровое произведение нашего всего, проверим его культурные коды.
Код «Евгения Онегина»
Итак, она звалась Татьяной? Не будьте наивными. Не поддавайтесь на аллегории.
При известной фантазии, как мне кажется, почти всю историю России от Рюрика до Медведева, со всеми ее тайнами и глубинами, можно вывести из «Евгения Онегина», этой энциклопедии русской жизни. И уж точно в онегинском коде зашифрована загадка судьбы российской. Так о чем говорит секретный код пушкинского романа? Что скрыл здравый имперец Пушкин в своем гениальном послании?
Выдвинем такую версию. Татьяна – это вовсе не Татьяна, а аллегория России. Евгений – никакой не Онегин, а символ западной свободы и стандартов европейской демократии. Всей душой тянется провинциальная простушка к европейским стандартам. Но холодны стандарты, лишним человеком чувствуют они себя среди осин, да и не волнуют стандарты прелести северной красавицы. И тогда Татьяна, простите, Россия, выходит замуж за генерала. Генерал наш, разумеется, тоже никакой не генерал, в звании он еще несколько другом, а звучит оно так – империя. Этому генералу Татьяна и будет век верна. Век Империи. Но не больше.
Тем и заканчивается наш реалистический роман
Один день Максима Максимовича
Кто не испытывал стыда перед Максимом Максимовичем?