Зеркало грядущего

Покинув покои барона, Нумедидес готов был немедленно пуститься в путь, ибо оставаться в доме барона хоть минутой долее было для него невыносимо, и, велев слуге, приставленному к нему Тиберием, собирать его вещи, принц решительным шагом направился вниз. Однако миновать малую трапезную, где уже накрыт был стол для раннего завтрака, оказалось свыше его сил. Негоже было пускаться в путь на голодный желудок; да и что могла решить небольшая задержка…

Втайне надеясь увидеть Релату, он отворил дверь в зал. Разочарование ожидало его, – похоже, он был единственным, спустившимся к завтраку в такую рань; впрочем, так было даже лучше. По его приказанию, лакеи наполнили тарелку дичью, ветчиной и паштетами, сыром и заливным, и, отламывая огромные куски хлеба от еще теплой буханки, Нумедидес принялся поглощать ароматную снедь, заливая ее густым сладким элем. Он ел торопливо и с жадностью, запихивая в рот все вперемешку, без разбора, не чувствуя вкуса пищи, – как ел всегда, когда был уверен, что никто, кроме слуг, не видит его. Только так он и мог получать удовольствие от еды…

Блаженное тепло насыщения уже начало подниматься от желудка, распространяясь по тучному телу, приятная тяжесть образовалась в голове и членах, и, откинувшись довольно на спинку стула, принц сыто срыгнул, вяло прикидывая, не лучше ли передохнуть немного после обильной трапезы, и лишь потом пускаться в путь… Он лениво перекатывал эту мысль в сознании, как вращает тяжелый мельничный жернов вода, – как вдруг ход его размышлений прервали легкие шаги. Не в силах повернуть голову, он покосился на дверь, и тут же вскочил, как ужаленный, кланяясь со всей грацией, на которую способно было его отяжелевшее тело.

– Госпожа Релата! Я счастлив, что вы оказали мне честь своим появлением в это чудесное утро. Два солнца взошло теперь на моем небосводе! – Он и сам смутился от этого неловкого комплимента и закончил торопливо, спеша скорее разделаться с пустыми любезностями: – Не желаете ли разделить со мною трапезу?

Присев в почтительном поклоне, Релата прошла в зал и опустилась на краешек стула, напротив Нумедидеса. Она была необычайно хороша в это утро, – свежая, лучащаяся теплым внутренним светом; и хотя губы девушки были плотно сжаты, казалось, она улыбается про себя.

При виде ее Нумедидес ощутил, как огонь вспыхивает в солнечном сплетении и медленно расползается по всему телу, зажигая чресла. Запах ее волос, аромат тела – от нее пахло лавандой и розой, – трепетание ресниц, чуть заметно при дыхании колышущаяся грудь, – все наполняло его желанием, совладать с которым принц был бессилен. И сейчас, в это утро, после столкновения со старым бароном, чувства его были особенно сильны. Пережитое напряжение и одержанная победа наполняли принца непоколебимым сознанием собственной силы, избранности, уверенностью, что теперь на пути его нет и не может быть никаких преград. Если бы не опасность, что в трапезную могут в любую секунду войти посторонние, он завалил бы эту надменную красотку на стол прямо здесь, сию же минуту, и взял бы ее с яростью дикого зверя, со всей страстью оленя-самца…

Должно быть, девушка почувствовала что-то странное во взгляде принца. Бешеное, безмысленное вожделение, с которым он смотрел на нее, не могло укрыться и от самых неискушенных глаз. Релата обняла себя руками за плечи и, мгновение поколебавшись, встала со стула.

– Позвольте пожелать вам доброго аппетита, принц, и откланяться, – прошептала она, пятясь к двери. – Я, право, что-то не голодна…

Зато был голоден он! С ненавистью Нумедидес вперился взглядом в спасающуюся бегством дочь барона.

Ах, шлюха – а все его семя, Тиберия, будь проклят этот род до седьмого колена! Все они против него, все сговорились! В беспамятстве Нумедидес схватил со стола тяжеленное медное блюдо и опомнился, лишь когда увидел, что согнул его почти пополам… Ярость неутоленного желания, такого острого, звериного, требовала выхода; и все же принц не настолько утратил рассудок, чтобы не понимать, чем грозит ему небрежение приличиями в этом доме. Он не мог получить Релату здесь и сейчас, как бы не требовало того его обезумевшее тело, – и, спасаясь от искушения, Нумедидес бежал из дома барона, точно из приюта прокаженных. Он даже забыл предупредить Валерия, что уезжает…

Он с места пустил коня в галоп, вылетел за ворота замка, провожаемый недоуменными взглядами конюхов и стражи, и, выехав на прямой тракт, ведший из Амилии в столицу, нещадно принялся настегивать своего каурого плетью, вымещая на несчастном животном и страх, что заставил испытать его утром Тиберий, и злость от давешней стычки с кузеном, и досаду на небрежение Релаты, и еще тысячи мелких обид, жаливших его, подобно слепням.

У реки он, однако, остановился. Покинув дом барона так стремительно, принц лишь в пути спохватился, что не взял с собой ни припасов, ни вина, ни даже фляги с водой, и теперь его все сильнее мучала жажда.