Зеркало грядущего

– Он наш враг, немедиец. И когда твой принц займет аквилонский престол, пуантенец будет первым, с кем мы разделаемся… И можешь поверить, это будет очень неприятная смерть. Большего тебе пока знать необязательно.

Барон развел руками, не желая настаивать. У него было достаточно здравого смысла, чтобы не выспрашивать секретов колдуньи, от которых за лигу веяло могильной сыростью и древним злом, предшествующим Началу Времен. К тому же, он и сам подумывал, что неплохо было бы избавиться от Троцеро, когда Нумедидес придет к власти, ибо кто знает, что взбредет в голову мятежному пуантенскому военачальнику. Будет некстати, если в дело вмешаются его хваленые западные Леопарды… Без этого и впрямь лучше было обойтись.

– Он твой, Марна, – холодно сказал он колдунье. – Бери его, как только представится удобный случай.

Конечно, по большому счету, граф Троцеро был ему по душе… Однако жертвы были необходимы – Амальрик знал, что для него в этой игре на карту поставлено слишком многое:

Горьковатый дым постепенно развеялся, и Амальрик постарался побыстрее завершить беседу, с тревогой наблюдая, как темная осенняя ночь постепенно завешивает своим пологом тишину лесной пущи – вот синим сумраком оделась земля и кустарник, затем стволы деревьев, а потом и их кроны – и, наконец, поднялся, чтобы уходить, ведь ему предстоял неблизкий путь. Марна вышла проводить его: один он никогда не нашел бы дороги к озеру.

Вечерний лес был мрачен и угрюм. Дневные птицы Уснули – не стало слышно их свиста, щелканья и цокота, ветер не шевелил остатки листвы на деревьях, кругом висело вязкое, тягучее безмолвие, подобно тому, что рождается в тумане, и оттого казалось на сотню лиг в округе, кроме них, нет ни единой живой души.

Вечер выдался прохладным, барон поплотнее завернулся в свой теплый шерстяной плащ и зябко поежился, недоуменно косясь на ведьму – та и не подумала накинуть что-то теплое, очевидно, она была одинаково равнодушна к жаре и холоду. Даже холодная вечерняя роса в высокой траве, что росла неподалеку от озера, не мочила ее шаровары, скатываясь с них, будто они были пропитаны жиром; а болотная жижа не пачкала онучи, словно ворожея шла по воздуху, – и Амальрик, сапоги которого разбухли от влаги и хлюпали на каждом шагу, искренне позавидовал ее колдовским навыкам, которые пришлись бы ему в тот момент как нельзя кстати.

Валежник хрустел под их ногами, подобно костям древних скелетов, призраками преисподней шуршала черная листва, огромные стволы бурелома, то и дело попадающиеся на пути, казались остовами огромных чудовищ, и Амальрик не мог сдержать дрожи.

– Как ты можешь жить здесь, в этой глуши, обители ночных кошмаров? – негромко спросил он, и голос его прозвучал натужно и робко. – Ведь здесь не с кем даже слова сказать?

Та и не подумала обернуться.

– Нам некого бояться на этой земле. – По тону чувствовалось, что она усмехнулась. – А что до наших собеседников, немедиец, то не тревожься за Марну – мы ведь теперь не одиноки, твоими стараниями…

– Что ты имеешь в виду?

– Память стала изменять тебе, немедиец… Не ты ли привел нам этого смешного человечка? Не ты ли поселил его поодаль? Марне не нужны шуты, но он порой хорошо развлекает нас…

– Ораст? – Посланник наконец понял, о ком идет речь. – Я и не мог предположить, что этот неудачливый неофит все еще осмеливается тревожить тебя своим праздным любопытством. Я прикажу ему забыть о тебе… Если ты этого пожелаешь.

Орастом звали молодого послушника Митры из Храма Блаженных, что в Магдебархе – суровые судьи Подателя Жизни приговорили его за сношение с силами Тьмы к смерти на костре и готовились исполнить кару. К счастью для опального жреца, это происходило в родовых землях барона Торского, и он, по закону, должен был присутствовать на аутодафе как представитель светской власти. В ту пору у Амальрика гостил принц Тараск, и хозяин решил пригласить своего гостя на неожиданное развлечение. Когда вельможи прискакали на храмовый двор, вязанки хвороста щедро были навалены вокруг столба, к которому должны были приковать несчастного. Принц, которому не доводилось доселе присутствовать на подобных процедурах возжелал посмотреть на пленника и поговорить с ним, дабы удовлетворить свое любопытство. Амальрик, не видевший причин отказать именитому гостю, приказал провести его в камеру приговоренного.

Когда разнаряженные вельможи переступили порог подземной тюрьмы, то вместо изможденного голодом и пытками узника их взорам предстал молчаливый юноша с раскошенными черными глазами и пронзительным взглядом, который, несмотря на все лишения, умудрился сохранить остатки былого достоинства, присущего всем без исключения служителям Культа. Он был невысок, но хорошо сложен, тело его было гибким и упругим, движения точными и изящными, словно у опытного фехтовальщика. Когда лязгнули засовы и отворилась дверь камеры, опальный жрец, сидевший на куче прелой соломы, не спеша встал и вызывающе посмотрел на неожиданных посетителей.