Зеркало грядущего

Поначалу ему поверили, да и кто бы стал перечить ему, Орасту, прозванному Магдебским, который одним росчерком пера мог выкорчевать целый род, обвинив его в служении Силам Тьмы. Но когда из кельи молодого аскета стали доноситься леденящие душу вопли неведомых существ, от которого гас огонь в жертвенных пламенниках и начинал бродить можжевеловый сок, жрецы не выдержали и, заручившись поддержкой светских властей в лице благородного барона Амальрика Торского, заковали непокорного в железо и подвергли пытке огнем…

Ему оставалось жить не более дня, и никакое чернокнижие не помогло бы ему хоть на мгновение отсрочить тот час, когда солнце его сознания должно было закатиться в самую глубокую из Преисподних Зандры, как не помогло всем тем несчастным, которых он безжалостно сжигал, четвертовал и топил, пытаясь отомстить Миру за собственную ничтожность. Ему не помогли бы все те демоны, которых он кормил с ладони внутренностями черных петухов и поил свежей кровью, заботливо нацеженной им в склянку во время пыток в подземельях; не помогло бы все то ведовство, которое он накопил за прошедшие зимы, ибо не сотворили злые умы еще такого чародейства, что в силах было бы расплавить тяжелое железо кандалов и источить сырой, замшелый камень тюремных стен; не помогло бы ничто, если бы не слепая Судьба, заставившая Амальрика барона Торского завернуть в его каземат и тем самым изменить течение Истории…

ОБРАЗ ВОРОЖБЫ

Солнечный свет мне несносен, кузен. А эта жара… – Губы Нумедидеса обиженно поджались, словно никто иной как, Валерий, повинен был в том, что полдень выдался таким удушливо-жарким, и на дороге, как назло, последние десять лиг не попадалось ни деревни, ни хотя бы постоялого двора. – Хоть бы прошел наконец дождь и прибил к земле эту проклятую пыль! Мне невозможно дышать, кузен. И одежда – ты видел, в каком состоянии мой камзол?!

Валерий Шамарский устало передернул плечами, не утруждая себя ответом. Нумедидес не переставал ныть с той самой минуты, как они выехали из ворот Тарантии, направляясь в Амилию, и гунливые жалобы его и беспричинное недовольство всем на свете стояли у него поперек горла. И ничем иным, кроме временного помутнения сознания, не мог он объяснить, почему согласился, уступив настояниям Нумедидеса, составить ему компанию в эту нелепую, бесцельную поездку.

Нумедидес явился к нему ни свет ни заря, необычайно возбужденный, и с порога принялся взахлеб болтать о какой-то чудодейной ведьме-прорицательнице, которую, якобы, пригрел барон Тиберий в своих владениях. Зная приземленность старого вояки и его брезгливую недоверчивость ко всему, что хоть на сенм выступало за рамки привычного здравого смысла, все это представлялось Валерию крайне сомнительным. К тому же, антуйский наследник после Хаурана не выносил, когда при нем говорили о магии… Но для кузена его душевное смятение было пустым звуком. Один Митра ведает почему, но он накрепко вбил себе в голову, что чернокнижница может представлять для него интерес, и ему непременно потребовалось увидеться с ней, – а уж если Нумедидесу чего-то хотелось, он не останавливался ни перед чем, лишь бы обрести желаемое. Это Валерию известно было с самого раннего детства; и сейчас, скорее чем спорить, он предпочел уступить старшему брату, как уступал и тогда.

– Ты только представь, Валь! – Глаза Нумедидеса горели совершенно ребяческим восторгом. – Настоящая ведунья! Она все расскажет о будущем, все, как есть, что с тобой станется, – надо только принести ей перепелку, убитую не железом… – Он хихикнул, словно вспомнив нечто забавное, – Ну, на такой случай у меня кое-что припасено… – И с гордостью продемонстрировал кузену четыре стрелы с обсидиановыми наконечниками.

Смехотворная забава эта, казалось, совершенно вернула принца в детство; даже то, что он обратился к Валерию Уменьшительным именем, которым не называл того уже лет пятнадцать, говорило об этом. Да и возбуждение его до такой степени не вязалось с обликом наследника престола тридцати с лишним зим от роду, что впору было заподозрить притворство, – вот только Валерий решительно не видел, какова могла быть цель, ради которой кузен с такой настойчивостью стал бы заманивать его в амилийские владения.

Нет, сказал он себе. Скорее всего, здесь нет никакого обмана. А Нумедидес настолько взбалмошен и капризен, что любая нелепая прихоть у него вырастает в задачу государственных масштабов. И противиться ему в таком случае нет ни малейшей возможности. И Валерию ничего не осталось, как уступить, хотя мысль ехать за добрую сотню лиг вдвоем, без слуг и свиты, в гости к барону, где их никто не ждал, и еще неизвестно, будут ли рады их видеть, казалась ему крайне сомнительной. Но когда он заметил это Нумедидесу, тот пренебрежительно отмел все его колебания.

– Аквилонский принц – везде желанный гость, – заметил он, фатовато ухмыляясь. – В особенности в доме, где есть девки на выданье… Я надеюсь, ты не забыл еще прелестной Релаты? Кстати, я намерен серьезно ею заняться – так что предупреждаю: не вздумай мне ставить палки в колеса!