Неужели разум действительно столь редок во Вселенной, что даже из сотен миллионов случаев возникновения жизни он развивается лишь в ничтожной доле случаев? Ведь не может быть, чтобы правы были те ученые, которые объясняют отсутствие братьев по разуму – неизбежным самоуничтожением любого разумного вида существ!
Ничего, выясним… Когда-нибудь мы все это выясним.
– Творческая интеллигенция! – произнес Сталин, когда за Ефремовым закрылась дверь. – И это лучший из ее представителей, которого вы, Анна Петровна, отрекомендовали как преданного идеалам коммунизма. Страшно вообразить, какие же тогда худшие? Вот отчего с технической интеллигенцией гораздо проще – как на заседании Совета Труда и Обороны товарищу Яковлеву, предъявившему ВВС свой Як-26 в качестве «бомбардировщика в габаритах и с летными данными истребителя», товарищи военные без всякой дипломатии указали, что если дальности хватает лишь для поражения цели в окрестности своего аэродрома, прицельное оборудование не обеспечивает уложить бомбы даже в пределах полигона, не то что попасть в мишень, а при полной бомбовой нагрузке деформируется фюзеляж, то это не самолет, а полное гавно, и товарищ Яковлев его может себе в одно место его засунуть – вот так и было сказано, товарищ Пономаренко свидетель, – и Яковлев такой разговор принял абсолютно нормально и пообещал все исправить. На что ему было ответ – оставить бомбардировщик в покое и заняться сверхзвуковым перехватчиком – ведь сколько помню, из Як-26 так ничего и не вышло там, а Як-28 до семидесятых на вооружении ПВО стоял. И представить нельзя, чтоб из технарей кто-то пытался бы заказчику возражать «а я так вижу». А гуманитарии, ну вот как с такими управляться? А власть употребишь, так после клеймят сатрапами и душителями свободы.
Анна пожала плечами.
– Специфика профессии, товарищ Сталин. Так же, как микроскоп, инструмент нежный, его грубо швырять нельзя, пылинки сдувать приходится. И уж никак не гвозди им забивать. А что касается худших представителей творческой интеллигенции… Среди них можно встретить как таких, которые из принципа не захотят ничего в своих книгах менять, за одно только предложение этого начав крики об удушении свободы, так и таких, которых называют халтурщиками – писателей, если их можно так назвать, которые готовы с радостью писать на любую тему, которая только принесет им признание властей, а если уж власть сама закажет что-то… Вот только почему-то таланта у таких «писателей» – куда меньше, чем у их не предающихся раболепию коллег. Потому их халтурщиками и зовут. А товарищ Ефремов отнесся к нашим волнениям с полным пониманием.
– Ладно! – сказал Вождь, вставая. – Считаю, что разговор был плодотворный. Вас, товарищ Лазарев, жду через час на заседании Совета Труда и Обороны. Будем решать по поводу французских событий. Обойдется в этот раз – или будет война?
День, когда президент должен на площади Бастилии произнести речь перед ветеранами Первой мировой.
Тогда Франция была победителем, спасшим мир от тевтонской агрессии. И одной из великих держав. Если бы тогда лейтенанту де Голлю, командиру роты 33-го пехотного полка в битве за форт Дуомон сказали, что его страна спустя двадцать восемь лет подпишет «президент-акт», как какая-то Камбоджа, – то он, де Голль, вызвал бы лжеца и клеветника на дуэль, что вполне дозволялось французским законом до 1914 года. Даже когда Бисмарк принимал капитуляцию у Наполеона Третьего, не было такого позора – Париж не оккупировали, чужих гарнизонов на французской территории после войны не размещали и не требовали, чтобы посты французского президента и премьера согласовывались с прусским королем! Да, пришлось выплатить пять миллиардов контрибуции – но это были годы расцвета французской колониальной империи, и свой убыток Франция быстро вернула с излишком, за счет индокитайцев, мадагаскарцев, и прочих низших народов. Торговля, промышленность, наука Франции были на подъеме, Париж был культурной столицей мира, каждый француз смотрел в будущее с оптимизмом. Где все это сейчас?