— А ты не понял, зачем она приходила? — Сечеслав поднял свои угольные брови. Видимо, он так ненавидел Лютаву, что даже смоленский князь рядом с ней казался чуть ли не другом. — Она ведь приходила убить меня! Она приходила волчицей, она раскопала крышу и пролезла ко мне, чтобы перегрызть мне горло, пока я связан и не могу за себя постоять, а все твои люди выбежали наружу. Я уверен, все это нападение затеял ее брат Лютомир. Он рассчитывал, что ты прикажешь убить меня, когда подумаешь, что на вас напала моя мать и хочет меня освободить. Но не вышло, и тогда он с дружиной стал отвлекать вас, а ее послал, чтобы она убила меня! Они, эта пара волков, все делают вместе! Где она, там и он! Ты видел его, он пришел за ней! Я не понял, каким оберегом ты заслонился от его чар, но будь уверен: если ты не убьешь ее, он не сегодня-завтра явится за ней снова, за своей волчицей!
— Вот как... А если убью, он ведь мстить будет, так?
— Если оставишь ее в живых, он все равно от тебя не отвяжется и не даст покоя. Он же волк, и душа у него волчья.
Зимобор положил руки на стол и искоса глянул на Лютаву. Она смотрела куда-то в сторону и молчала.
— Это правда? — спросил у нее Зимобор.
— Спроси у него, где наша мать, — так же не глядя, отозвалась она. — И где ее брат Беломир.
— Откуда я знаю! — яростно закричал Сечеслав. — Что я, нанимался в пастухи к вашему роду! Ваш дядька сгинул где-то в лесу, мне что, идти искать его? Где твоя мать, спроси у ваших жрецов, у вашего Доброчина, который только и знает, что требовать жертв, а все беды валит на нас!
— Хватит, хватит! — Зимобор отмахнулся. В роду угренских князей было много запутанных счетов, в которых ему было незачем разбираться. Они же не на суд к нему пришли. — Ты все сказал?
— А этого мало?
— Я понял. Отведите его. — Зимобор кивнул кметям.
Сечеслав молча вышел, ни с кем не прощаясь.
Лютава сбросила полушубок на пол и сползла сама, села по-другому, подтянула к себе здоровую ногу и обняла колено. При этом она задумчиво смотрела перед собой, словно ей ни до чего не было дела. Зимобор встал, подошел поближе и сел на корточки перед ней, так чтобы видеть ее лицо.
— Так сколько детей у князя Вершины было раньше? — спросил он.
— Что? — Лютава вздрогнула и перевела на него недоуменный взгляд. — Когда это — раньше?
— Ну, первоначально. От роду.
— Одиннадцать выросло, а там какие-то еще маленькими умирали, я не знаю. Они были не от нашей матери.
— Маленькими, это понятно. Я говорю, сколько ты уже загрызла? Или вы — с братцем на двоих.
— Никого мы не грызли! — сердито ответила Лютава и опять отвернулась.
— Значит, врет персиянин? И ты его просто проведать зашла? Горшочек меду и пирожок от матушки принесла?
— Да что ты знаешь о нашей матушке! — запальчиво закричала Лютава и осеклась. — Я и сама о ней уж сколько времени ничего не знаю... — почти прошептала она.
— Так он все-таки врет? — Зимобор гнул свое.
— Нет, — Лютава коротко мотнула головой.
— И ты собиралась его загрызть?
Зимобор поглядел на ее рот, весьма привлекательные свежие губы, и его продрал мороз.
— А что? — равнодушно отозвалась Лютава, не глядя на него. — Когда волком — не страшно. Это просто добыча, вот и все.
— Ты уже...
— Нет. Но его бы, гада, я загрызла, если бы ты не помешал. — Она таки повернулась и бросила на Зимобора сердитый взгляд. — Ну зачем ты влез в это дело? Кто он тебе — брат, сват, друг сердешный? Что тебе до нас?
— А то мне до вас, что он у меня в плену, я за него отвечаю. Раз я ему руки связал и он сам за себя постоять не может, я теперь его защищать должен. Да! Его мать говорила, это ты Сечеслава на нас навела. Ты ему разболтала, что его невесту в Смоленск везут?
— Я.
— А зачем? Натравить его на нас хотела?
— Конечно. Или вы его убьете — это хорошо. Или он вас ограбит — тогда ведь... его самого кто-нибудь другой ограбить может. — Девушка бросила на Зимобора быстрый лукавый взгляд и снова отвернулась. — А нам по-всякому хорошо. А вышло хуже. Он жив, ты его матери отдать обещал, а берешь только выкуп. Она сейчас все свое серебро отдаст, а с князя будет новые украшения тянуть. Только хуже вышло...
— Вот... — начал было Зимобор, намереваясь сказать что-нибудь обыденно-поучительное, вроде «не рой другому яму», но устыдился и промолчал. Кто он такой, чтобы ее учить? И понимает ли он хоть что-нибудь в ее делах?
— Съедят они нас, — пробормотала Лютава, глядя в темный угол. — Нас только двое, я и Лют. Ни матери, ни дядьки — никого больше нет. Дед — далеко, да и не поможет. Не любят они нас.
— Они — это кто?