Зеркало и чаша

— Да, идем! — Княгиня все еще держалась за его руку и клонилась, как деревце на ветру. — Идем, я хочу увидеть моего сына!

Зимобор повел ее вверх по тропе, а потом в овин, где по-прежнему жил Сечеслав. Увидев сына, княгиня бросилась к нему, обняла и, кажется, заплакала. Сечеслав тоже обнял ее, стал гладить по покрывалу и шептать что-то, похоже, по-арабски, а поверх ее головы бросил на Зимобора злобный взгляд — видно, думал, что это смоленский князь так расстроил его мать. А Зимобор сам был в недоумении. Да что у них там опять случилось?

— Это все Лютомир. — Наконец княгиня взяла себя в руки, отстранилась от сына и вытерла слезы. — Это все Лютомир! — повторила она, обернувшись к Зимобору, и в ее черных глазах засверкал гнев. — Он... Он ограбил меня! Я собрала почти весь выкуп, двадцать гривен серебра, серебром, золотом, мехами! Я сняла все украшения с самой себя! — Она подняла руки, на которых больше не звенели браслеты и не сверкали перстни, украшавшие их в прошлый раз. — Я собрала все, что было в моей дружине. Я взяла в долг у старост и городецкого боярина! Я, княгиня, взяла в долг и пообещала расплатиться с лихвой, как... промотавшийся купчишка! — с ненавистью и досадой восклицала она. — А все потому, что не могла жить ни единого дня дольше без моего сына. Потому что я не могла ни есть, ни спать, пока мой сын здесь! — Она опять порывисто обняла Сечеслава и прижалась к нему. — Я привезла выкуп, я привезла твоих людей! А он! Лютомир! Он напал на моих людей и отнял у нас все! У меня больше нет ничего! Я не могу выкупить моего сына! Теперь мне нужно ехать за новым выкупом в Угренск, ехать к князю, просить, собирать... Я не успею собрать второй выкуп за десять дней!

— Я прошу тебя, княже! — Она протянула к Зимобору сжатые руки. — Я прошу, не причиняй вреда моему сыну, я соберу второй выкуп и пришлю к тебе, даже в Смоленск, если ты уже будешь там. Хочешь, я отдам тебе в жены мою дочь? Я предложила бы меня саму взамен моего сына, но я уже не так молода...

— Матушка! — оборвал ее Сечеслав. — Не надо так унижаться! Я никогда не позволю, чтобы ты или кто-то другой пошел в залог вместо меня! Я сам справлюсь! Отец поможет тебе собрать выкуп. Но эти двое...

Он запнулся, словно от ненависти не мог говорить. Он крепко сжимал челюсти и весь напрягся, точно ненависть могла разорвать его изнутри. Княгиня закрыла лицо руками.

— Дела-а-а! — протянул Зимобор.

Он не знал, что и думать. Эта наглая парочка переходила все границы. Сначала втравить сводного брата в драку со смолянами в надежде, что его убьют, потом попытаться его загрызть, потом лишить его мать возможности выкупить Сечеслава на свободу... А Лютава, наверное, обрадуется.

Она и правда обрадовалась, хотя старалась не показать вида. Зато княгиню, вероятно, порадовало то, что одна из этой ненавистной парочки тоже сидит в плену. Встречи их Зимобор благоразумно не допустил, не желая видеть драку двух женщин благородного происхождения, одна из которых ранена, а вторая уже совсем не молода. Тут не игрища на зимолом!

Помня предостережения Сечеслава, он не раз и не два напомнил дружине, что надо быть готовым к любым неожиданностям. Но и сам он полночи не спал, все ходил проверять дозоры и вглядывался в ночной лес. Все было спокойно. Только поблизости в лесу выл одинокий волк — так красиво и душевно, так тоскливо и протяжно, что сам Зимобор заслушался, стоя возле сеней. Это было настоящее колдовство.

Вернувшись и ложась на свое место, он заметил, что Лютава не спит. Лежа на спине, она тоже слушала волчью песнь. Глаза ее при жалком свете лучины отсвечивали зеленым, и Зимобор ни о чем не решился ее спрашивать. И только теперь ему стало страшновато рядом с ней. А еще захотелось спросить о Дивине. Те, кто живут на грани человеческого и нечеловеческого мира, могут ходить и за Зеленую Межу...

— Стой! — вдруг сказал он вслух, то ли сам себе, то ли ей. Лютава вздрогнула, очнулась и обернулась. — Я вспомнил, где я его видел.

— Ты его видел? — Лютава сразу поняла, что Зимобор говорит о ее родном брате, но не поверила. — Где ты мог его видеть?

— В солнцеворот. Мы тогда стояли... в Ольховне или в Оршанске... — Зимобор не сразу вспомнил, но это было не важно. В этом случае «в солнцеворот» было ответом на вопрос не «когда?», а «где?». — Он... Все были ряженые, а он... Он был волком. И он позвал меня... туда. И там я встретил... ее. А без него я бы не вышел. И не увидел бы ее. И не знал бы, где мне теперь ее искать.

Лютава помолчала. Зимобор думал, что она, разумеется, ничего не поняла из его путаного ответа, но она все поняла.

— Это был не он, — шепнула она наконец, чтобы даже лежащие рядом кмети ничего не услышали. — Это был сам Велес. Он входит в его тело. Иногда. Когда время на переломе. В этом его сила. Когда бог из него выходит, в нем остается сила. А он хочет, чтобы бог остался в нем навсегда. Тогда нам никто не будет страшен.

— Тогда вам ничего этого не будет нужно, — заметил Зимобор.

— Может, и так, — обронила Лютава. — И я не знаю, куда мы с этим пойдем. Если ему это удастся.