Зеркало и свет

– Он сказал это по простоте душевной. И вам, Зовите-меня, потому что считал вас другом. Однако, полагаю, вам приходится работать с теми обвинениями, что у вас есть. Валентин? Колдовство? Присяжные поднимут вас на смех.

Впрочем, думает он, присяжных не будет. Суда не будет. Они проведут через парламент билль о лишении прав и покончат со мной. Не мне на это жаловаться – я сам к такому прибегал.

Рич хмурится:

– Было кольцо. Как я понимаю, летом тысяча пятьсот тридцать шестого года вы подарили Марии кольцо.

– Но не в знак любви. И в итоге она носила его не как кольцо, а как украшение на поясе. – Он закрывает глаза. – Потому что оно было слишком тяжелое. Слишком много слов.

– Каких слов? – спрашивает Норфолк.

– Восхваляющих послушание.

Гардинер разыгрывает изумление:

– Вы считали, что она должна вас слушаться?

– Я считал, она должна слушаться отца. И я показывал этот предмет его величеству. Счел это разумной предосторожностью на случай обвинений, какие сейчас выдвигаете вы. Королю кольцо так понравилось, что он забрал его и сам подарил дочери.

Ризли опускает взгляд:

– Чистая правда, милорд. Я при этом присутствовал.

Рич с ненавистью косится на Ризли:

– И все равно, объем вашей переписки с леди Марией, ваше неоспоримое на нее влияние, характер сведений, которыми она с вами делилась, сведений, касающихся ее телесной…

– Вы хотите сказать, она жаловалась мне на зубную боль?

– Она сообщала вам то, что приличествует знать врачу. Не постороннему человеку.

– Я и не был для нее посторонним.

– Возможно, – отвечает Рич. – Она даже делала вам подарки. Отправила вам пару перчаток. Перчатки означают союз. Означают брак.

– Французский король подарил мне пару перчаток. Он не хотел на мне жениться.

– Мне отвратительно, – говорит Норфолк, – что дама благородного происхождения так себя унизила.

– Не вините даму, – резко произносит Гардинер. – Кромвель уверил леди Марию, что лишь он собственной персоной единолично защищает ее от смерти.

– Вот оно что, – говорит он. – Моя персона. Леди Мария не устояла перед моим пурпурным дублетом.

– Я хорошо помню, – говорит Норфолк, – хотя, клянусь мессой, не могу присягнуть, когда именно это было…

Он, Томас Эссекс, заводит глаза к потолку:

– Пусть вашу милость не останавливают подобные мелочи…

– Но там были и другие, – продолжает Норфолк, – так что я могу утверждать…

– Выкладывайте уже! – рявкает Гардинер.

– Я помню некий разговор. Может ли женщина править. Может ли Мария править. И вы, вмешавшись, по обыкновению, в беседу джентльменов, сказали: «Это зависит от того, кто будет ее мужем».

Гардинер улыбается:

– Это было осенью тысяча пятьсот тридцатого. Я присутствовал при разговоре.

– И в дальнейшем, – подхватывает Рич, – вы приложили все усилия, чтобы она не вышла замуж. Всем ее женихам отказывали.

– И еще я помню, – говорит Норфолк, – когда король упал с лошади на турнире…

– Двадцать четвертого января тысяча пятьсот тридцать шестого года, – вставляет Гардинер.

– …когда короля унесли в шатер и положили то ли мертвого, то ли умирающего, вас заботило одно: «Где Мария?»

– Я тревожился за ее жизнь. Думал, как ее уберечь.

– От кого?

– От вас, милорд Норфолк. От вашей племянницы. Королевы Анны.

– И что бы вы сделали, окажись она тогда в вашей власти? – спрашивает Гардинер.

– Это вы мне расскажите. Соблазнил бы я ее или принудил? Какая история вам больше по вкусу? – Он разводит руками. – Бросьте, Стивен. У меня было не больше намерений на ней жениться, чем у вас.

– Будьте добры обращаться ко мне как положено, – холодно произносит Гардинер.

Он ухмыляется:

– Мне всегда казалось, что вам не следовало идти в епископы. Однако приношу извинения.

– Оставим в стороне брак, – говорит Гардинер. – Есть и другие способы влияния. Король считает, что вы намеревались посадить Марию на трон и править через нее. И для этой цели вы поддерживали тесную дружбу с Шапюи, послом императора.

– Он обедал у вас дважды в неделю, – добавляет Зовите-меня.

– Вам ли не знать. Вы сидели с нами за столом.

– Он был вашим другом. Конфидентом.

– У меня нет конфидентов и очень мало друзей. Хотя до вчерашнего дня я числил среди них вас.

– Я был в вашем доме в Кэнонбери, – говорит Ризли, – когда вы тайно совещались с Шапюи в садовой башне. Вы дали ему некие обещания. Касательно Марии. Касательно ее будущего положения.

– Я не давал ему обещаний.

– Она считала, что дали. И Шапюи тоже так считал.

Он вспоминает ин-фолио на траве среди маргариток. Мраморный стол, опасения посла насчет клубники. Тучи, сгущавшиеся с утра, слова Кристофа, что в Ислингтоне боятся грозы. И потом Зовите-меня, в сумерках у подножия башни, с охапкой пионов в руках.

Гардинер обещает:

– Когда-нибудь мы вернемся к взяткам, которые давал вам император. А сейчас сосредоточимся на вашей женитьбе. Вы имели виды не только на леди Марию. Вы всячески выгораживали леди Маргарет Дуглас, хотя она провинилась в дерзком неповиновении королю.

– Это я ее разоблачил! – выпаливает Ризли. – А вы представили дело пустяком, и оно осталось без последствий.