Зеркало и свет

– Король доверяет вам высокую должность. И вы отбрасываете все установленные правила. Ставите подпись на клочке бумаги, и тысячи фунтов выплачиваются по одной вашей писульке. Лезете в любое королевское дело. Отменяете решения совета. Диктуете государственную политику. Читаете чужие письма. Подкупаете чужих слуг. Забираете себе чужие обязанности.

– Я действую, когда надо действовать. Иногда правительство должно работать быстро. – Он думает: я не могу ждать столько, сколько ворочаются ваши мозги. – Мы должны предвосхищать события.

– Не понимаю, как это возможно, если только вы не обращаетесь к колдунам, – говорит Рич.

Джентльмены переглядываются. Он спрашивает:

– Так с дублетом вы покончили?

Заходит посыльный, шепчет Гардинеру на ухо. Вручает бумагу, которую тот передает герцогу – украдкой, однако он, Томас Эссекс, успевает различить печать французского короля. Норфолк читает с явным удовольствием – с таким удовольствием, что не может удержаться:

– Франциск поздравляет нашего короля с благим начинанием.

– С вашей отставкой, – поясняет Гардинер. – Французам есть что рассказать нам по поводу ваших честолюбивых устремлений. Не говоря уже о том, как вы обманывали доверие нашего государя.

Тут-то он наконец понимает то, что не мог угадать прежде: почему сейчас и кто за этим стоит. Видимо, в начале весны, когда Норфолк был во Франции, Франциск впервые намекнул на возможность союза и назвал цену. Ценой был я, и король не соглашался. До последних дней.

Он говорит:

– Французы предпочитают иметь дело с вами, милорд Норфолк.

Норфолк раздувается, будто его похвалили. Клянусь Богом, думает он, я не знаю, что непомернее: честолюбие Норфолка или его тупость. Разумеется, французам любезнее посланник, которого можно обвести вокруг пальца, а если до такого дойдет – купить.

– Я хотел бы вернуть нас… – начинает Рич.

– Да уж, – говорит он, – вам стоит сменить тему, иначе вы рискуете доказать, как плох я был для Франциска.

Рич листает старый письмовник:

– В дни кардинала вы сильно разбогатели.

– Но не за счет того, что платил мне Вулси. За счет моей юридической практики, да.

– Как вам это удалось?

– Много работал.

– Вулси обычно щедро вознаграждал своих слуг, – говорит Ризли.

– Да, что Стивен вам подтвердит. Однако есть и расходы. Кардинал впал в немилость, не успев полностью уплатить долги. Враги накинулись на его имущество. В конечном счете он стоил мне убытков.

– Когда вы говорите «враги», вы имеете в виду короля? – спрашивает епископ.

– Гардинер, не держите меня за глупца. Неужто я бы оказал вам услугу, назвав короля вором?

– Вы цеплялись за кардинала, – продолжает Рич, – даже когда его обличили в измене.

– То, что вы зовете «цеплянием», король называет верностью.

– Да, называл. – Зовите-меня чуть не плачет. – Я сам слышал.

Он смотрит на Ризли. Меня не трогают твои слезы. Ты сам выбрал, кому служить. Вслух говорит:

– Король до сих пор горюет о кардинале.

Гардинер говорит:

– Можно не приплетать сюда кардинала? Нас интересует живой изменник.

Рич произносит раздраженно:

– Я хочу приступить к главному, перейти к леди Марии, но не могу этого сделать, не упомянув…

Гардинер вздыхает:

– Если иначе никак.

Рич говорит:

– Вы носили перстень, полученный от Вулси. Говорили, что он обладает некими свойствами…

– Желаете его получить, Рикардо? Я распоряжусь, чтобы вам прислали. Он защитит вас от утопления.

– Видите! – восклицает Норфолк. – Кольцо чародейское. Он признался.

Он улыбается:

– Перстень оберегает от диких зверей. И приносит любовь государей. Непохоже, чтобы он действовал, правда?

– И еще… – Рич смущен. Теребит нижнюю губу. – И еще, говорят, он влюбляет принцесс в того, кто его носит.

– У меня от них отбою нет. Не знаю, как и отвадить.

Ризли говорит:

– Вы не отваживали леди Марию.

Рич добавляет:

– Вы дерзнули, и королю это известно, вы дерзнули злокозненно втереться к ней в доверие, так что она называла вас… – он сверяется с записями, – «моим единственным другом».

– Если мы говорим о днях после смерти Анны Болейн, то, полагаю, я и впрямь был ее единственным другом. Если бы я не убедил Марию подчиниться отцу, ее бы уже не было в живых.

– И почему же вы так стремились сохранить ей жизнь? – спрашивает Гардинер.

– Быть может, потому, что я христианин.

– Быть может, потому, что вы рассчитывали получить от нее награду.

– Она была беспомощной девушкой. Чем она могла меня вознаградить?

Норфолк говорит:

– Вы в своей гнусной гордыне возымели богопротивное намерение на ней жениться.

– Например, – говорит Рич, – вы однажды были ее Валентином и сделали ей подарок.

– Вы знаете, как это бывает, – раздраженно отвечает он. – Мы тянули жребий.

– Да, – говорит Ризли, – но вы подтасовали жеребьевку. Вы хвастались, что можете подтасовать что угодно. Даже жеребьевку на турнире. Я точно помню, в день, когда ваш сын впервые выехал на ристалище, вы сказали ему, не бойся, я сделаю так, что ты попадешь в одну команду с королем, тебе не придется выступать против его величества.

– Это Грегори вам сказал?

– В тот же день. Вы ранили его гордость.