Зеркало из прошлого

– Люблю вас, как же иначе? Зачем бы я звала вас к себе и вела этот разговор?

Счастливый Арсений, наклонившись, облобызал руку Анны, а она другой рукой гладила его по голове, приговаривая:

– Мой любимый…

Арсений решительно произнес:

– Завтра же отправлюсь к родителям и на следующей неделе непременно вернусь. С добрыми вестями!

– Пойдемте в дом. Я хочу вам сыграть романс, недавно мною выученный, – «Я жду тебя, когда зефир игривый…». Чудные слова, не верится, что эти стихи, положенные на музыку, написаны более восьмидесяти лет тому назад.

После обеда у Ступачевских Арсений возвращался в отменном настроении, всю дорогу напевая, причем отчаянно фальшивя, запомнившийся ему куплет из романса:

В мечтаньях сна, обманом обольщенный,
Ловлю твой взор, твой голос слышен мне,
Но пробудясь – прости, восторг мгновенный, —
Твержу опять я жалобы одне.
Я жду тебя![10]

Арсений пребывал в восторженном, эйфорическом состоянии, ему хотелось с кем-нибудь поделиться своей радостью, но пока это их тайна, и по отношению к Анне это было бы нечестно.

«О небеса! Какое счастье снизошло на меня – Анна и я будем вместе!» Вот только мысли о поездке к родителям, о том, как они воспримут известие о его скоропалительной женитьбе, слегка беспокоили его. Все было не так просто, как он уверял Анну.

«Матушка поплачет и согласится, а вот отца надо будет убедить, и это будет нелегко».

Арсений прокручивал в голове предстоящий разговор с отцом, предполагая, какие тот будет выдвигать доводы против его женитьбы. Дворянское происхождение Анны будет скорее минусом, чем плюсом, так как отец не уважал дворян, кичащихся заслугами предков, но мало на что-либо способных. Его отец считал, что будущее за людьми, занятыми современным производством, наукой, приносящими конкретную пользу государству.

Ведя мысленный спор с отцом, Арсений перешел дамбу и направился в противоположную от дворца сторону. Он хотел, чтобы никто ему не помешал поразмышлять наедине с самим собой. Арсений сошел с тропинки и стал искать укромное местечко. Парк здесь напоминал настоящий лес – огромные кроны деревьев заслоняли небо, пышные кустарники порой были непроходимы.

Через десяток шагов он оказался на небольшой поляне, посредине которой виднелись останки некогда могучего дуба – после попадания молнии от него остался лишь мощный обугленный остов, вздымающийся неровными, острыми, словно копья, краями, на высоту в полтора человеческих роста. Пройдя мимо дуба, Арсений облюбовал противоположный край поляны и прилег в тени орешника, прямо на сочную высокую траву с одурманивающим запахом. И сразу все мысли покинули его, он любовался облаками, проплывающими в нежно-голубом небе, принимающими форму то парусников, то сказочных замков. Время будто остановилось для него, не хотелось ни о чем думать, а лишь наслаждаться этими чудесными мгновениями, ощущать радость жизни.

Внезапно Арсений скорее ощутил, чем услышал, что здесь находится еще кто-то. Приподнявшись на локтях, он выглянул из-за высокой травы и увидел мальчишку из усадьбы Ступачевских. Подойдя к дубу, тот воровато огляделся, подпрыгнул и ловко, по-обезьяньи ухватившись за обломок ветки, подтянулся, сел на ветку, затем протянул руку к стволу дерева и через мгновение спрыгнул на землю. Что-то насвистывая, он вернулся на тропинку и пошел прочь. Заинтересовавшись, Арсений подошел к дубу и увидел дупло, расположенное довольно высоко.

«Мальчишка прячет там свои нехитрые богатства? Почему так далеко от дома? Или это какая-то игра?»

Арсению в детстве запрещали лазать по деревьям, однако, как известно, запретный плод сладок. Вот и сейчас, сгорая от любопытства, он, как это сделал мальчишка, забрался на ветку и с замиранием сердца сунул руку в дупло. Там обнаружился вчетверо сложенный листок бумаги, перевязанный ниткой. Арсению пришла на память повесть Пушкина «Дубровский», там дупло дуба служило почтовым ящиком. Размотав нитку, Арсений прочитал записку.

«Приходите сегодня в 16 часов на наше место. Ваша А.»

От прочитанного, особенно при виде подписи, у него тревожно забилось сердце, хотя он пытался себя успокоить: «Все это не более чем совпадение. При чем тут Анна? Да и кому она могла написать эту записку?» Хорошее настроение улетучилось. Арсений направился к дому, продолжая лихорадочно размышлять: кто написал записку и кому она предназначалась? Он шел, погруженный в мрачные мысли, терзаемый подозрениями, уже ничего и никого не замечая. Вдруг в его сознание прорвался знакомый голос:

– Эгей, Арсений! Что ты такой угрюмый, голову повесил? Неужели гарбуза получил, или Ступачевские не рады были тебя видеть?