Зеркало любви

Стивен Варраст не просто так школил своих людей, они и на минуту не задумались. Принц дернулся – и обвис в жестких руках, понимая, что пощады ждать не стоит. Ни от Рида. Ни от отца…

Рид взял кубок, плеснул туда еще несколько капель из пузырька, демонстративно так, потом разбавил чуток водой и подошел к Найджелу.

– Пасть ему откройте.

– НЕ-Е-Е-Е-Е-ЕТ!!!

– Или сам откроешь?

– Мы же родные!!! Рид, не надо, умоляю…

– Отца ты не пожалел, – припечатал Рид. И, недолго думая, надавил на известные ему точки, а потом выплеснул в приоткрывшийся рот содержимое кубка. Так ловко, словно последние десять лет за ранеными ухаживал.

И сразу же зажал Найджелу рот ладонью, вынуждая проглотить.

– Так, держим три минуты.

– И что это все значит? – Остеон понял, что чего-то не знает, но брату верил. Рид ухмыльнулся. Зло и остро.

– А вот Джель нам сейчас все и расскажет. А то противоядия не получит…

Вскинутая голова Найджела, удивление в голубых глазах.

– Есть противоядие. Но ты его можешь заслужить только полной откровенностью. Или сам подохнешь. Думаю, до конца дня, даже, может, и раньше, я тебе аж двадцать капель влил, а то и тридцать.

Гвардейцев Рид убирать и не подумал. Поздно уже, такое не утаишь.

Откровения хлынули, как дерьмо из нужника, в который опару бросили. Слушать было гадко, а закрыть уши – нельзя.

Джель бился в истерике и обвинял – всех.

Отца – в тирании, Рида – в безразличии, Лэ Стиорта – просто сволочь… Запутали, заманили, заставили, кругом враги, а он хороший. А что отца травил… так ведь Остеон не умер. Не умер же!!!

Его величество слушал это. Молча, спокойно слушал, только вот что у него на душе творилось? Рид этого и знать не хотел, своих помоев хватало. Ощущение было гадкое…

Племянник же!

Почти сын, друг… да Восьмилапого об стену! Когда он таким стал? Когда поганые деньги и власть заслонили ему все человеческое? Когда?!

Боги, да что ж это такое-то?!

Боги привычно промолчали. А вот Остеон молчать не стал. И голос у него был… Никакому отцу такого не пожелаешь. Узнать, что твой сын… а и не знать – еще больнее. Еще страшнее и хуже. Король на глазах терял остатки воли к жизни.

– Дай ему противоядие.

Рид молча кивнул, достал из кармана другую склянку и накапал еще несколько капель.

– Пей.

Найджел послушно выхлебал. Прислушался к себе, а потом согнулся вдвое и исчез за ширмой в углу, откуда и понеслись характерные звуки. И запахло достаточно противно.

– Охранять, – кивнул его величество на Джеля. – Уйдет – повешу. Рид, помоги мне…

Помоги, ага. Сказал бы честно – на руках меня поднеси. До соседней комнаты. Так практически и вышло, Остеон почти висел на брате. И только когда Рид сгрузил его в кабинете в большое кресло, а сам опустился рядом на пол, как в далеком детстве, распорядился чуть живым голосом:

– Рассказывай.

Рид, недолго думая, выложил все, что узнал от Бариста и Малены. Коротко, но доходчиво. Жалеть брата?

Пожалел бы, да вот нет такой возможности. Ни у него, ни у Остеона. Слишком уж грязное это дело, слишком паскудное… убивать короля руками его сына. Доказательств Остеон не требовал, истерика и реакция Найджела были более чем показательны.

– Что ты ему дал?

– Слабительное. И в первый раз, и во второй, он теперь часа три с горшка не слезет.

– Засранец, – резюмировал Остеон. – Что ж, иди дави заговор. А эту дрянь я пока запру, да хоть бы и в Эрле. Сам понимаешь, какие у нас будут проблемы.

«Понимаешь?»

Рид подозревал, что и половины не знает. Но…

По городу шел шум и гвалт. Гвардия окружала дома Тарейнских, Триона, Сорийских, Лофрейнских, Давинских, Ройсанских, Эльдонских…

Врывались в дом, арестовывали всех, кто там был, уводили в Эрле… плевать, женщины там, дети, родители, слуги, друзья – кто ж вас знает?

Хватаем всех, на пытке разберутся, те, не те…

А тем временем…

* * *

– Леонар, здесь Ублюдок. Надо бежать.

Канцлер медленно качнул головой:

– Нет, брат. Я не побегу. Уходи сам, если пожелаешь.

– Тебя схватят и казнят.

Леонар усмехнулся.

– У него никаких доказательств.

– А нужны ли ему эти доказательства? – прищурился его младший брат, Рестон.

Пара слов, пара взглядов гвардейцев, и он все понял. И что заговор раскрыт, и еще кое-что сверху. Их – не помилуют. Торнейский всех порвет за брата. Плевать, что у него на гербе заяц, зубы у зайчика вполне себе волчьи. Недаром его боятся в Степи. Нет, но какая тварь выдала все Торнейскому? Знал бы – убил бы. Даже ценой своей жизни.

Кто ему сказал?

Выяснять времени не было.

– Уходи, – просто сказал Леонар. – Я останусь тут, задержу их.

– Ты погибнешь…

Леонар пожал плечами. Он понимал, что вряд ли выкрутится, но пусть хотя бы брат останется жив. Хотя бы он… Канцлер встал с роскошного кресла, обтянутого бархатом, подошел к каминной полке и потянул за рычаг. Та отошла в сторону.

– Иди, братик. Да пребудут с тобой боги.

Рестон быстро обнял Леонара и шагнул внутрь, в темноту. Канцлер сотворил благословение ему вслед и вновь повернул рычаг. Полка встала на место, словно и не было никакого хода. Никогда. И не уходил отсюда никто, и даже в кабинет не заходил.

Леонар медленно уселся обратно за стол.

Он ждал.