Зеркало любви [СИ]

– Кто ж знает, – врач потер кончик носа. – Человеческий организм – штука странная и малоизученная. А уж мозг… мы можем дискутировать неделями и месяцами, но толком так ничего и не откроем. И не узнаем. Почему человеческий мозг дает команду отключиться – не знает никто.

– Она сама дышит? Хотя бы?

– Дышит. Хотя ее надо будет поддерживать на внутривенном питании. Пьет она сама, глюкозки вкатим.

– Что вы можете посоветовать? – просто спросил Давид. – Вы, сами.

Врач еще раз пожал плечами.

– Кто у нее есть из близких?

– Я.

– А еще?

Давид вспомнил мамашу Малены, подумал, что от такого явления родственных чувств помрет и кто покрепче, и решительно покачал головой.

– Никого. Знакомые есть, друзья… кошка есть.

– Вот, берите кошку и езжайте сюда.

– Вы это всерьез? – удивилась София Рустамовна.

– Как врач я против антисанитарии и животных в палатах. Но за любое лекарство, даже хвостатое. Да и главврач против не будет, это точно.

Женщина хмыкнула.

Это Давид сидел в приемном, а она начала с руководства больницы, скромно выложив на стол месячную зарплату главврача, и намекнув, что ее невестка должна получать все лучшее. Вы же меня понимаете?

Кажется, главврач уже понял. Это хорошо, когда человек понятливый.

– Кошка – и Давид?

– Да. Зовите ее обратно. Зовите, кричите, делайте что хотите, хоть на ушах в палате стойте, говорите о том, что для нее важно… зовите изо всех сил. В моей практике были случаи, когда такие люди… вы понимаете?

Давид кивнул.

Смутно он понимал о чем речь.

– В моей практике были случаи, когда такие люди возвращались. К любящим и любимым. Еще бы ребенка хорошо, но это точно не получится.

Давид хмыкнул.

– Пока не сделали.

– Какие еще ваши годы, – врач дружески хлопнул его по плечу. – давайте, домой, переодеться, взять с собой для нее одежду, список сейчас дам…

– Одежду?

– Комбинация там, конечно, шикарная, все сестрички обзавидовались, – с профессиональным цинизмом хмыкнул врач. – Но лежать в ней неудобно.

Давид скрипнул зубами.

Малена, его Малена, лежала сейчас на кровати, и о ней рассуждали, как о пустой оболочке.

Поправится или нет, комбинация, да что ж это такое?!

Больше всего мужчине хотелось убить кого-нибудь. Вот прямо голыми руками!

Врач почувствовал его настроение, и быстренько закруглился.

– Одним словом – везите, что можете. Кошку, одежду, сами переоденьтесь, и приезжайте. У меня сегодня ночное, я вас пущу.

– Спасибо.

– Пока – не за что.

– А прогнозы? – уточнила София Рустамовна.

– Сегодня прогноз еще благоприятный. Если пойдет взатяг – я его отменю, – хмыкнул врач.

Давид кивнул, дождался списка, попрощался и направился к выходу.

– Домой, за кошкой? – спросила София Рустамовна.

– Да.

– Думаешь, поможет?

– Мне остается только надеяться, – Давид и не подумал замедлять шага. У его машины были припаркованы еще две таких. У одной стоял и разговаривал по телефону Эдуард Асатиани.

У второй нервно курил пожилой мужчина лет шестидесяти.

Руки у Давида сжались в кулаки.

Вот этого человека он видеть не хотел. Никогда больше.

Ни его, ни кого-то из его семьи… Михаил Борисович, отец Анжелики, свет Михайловны.

Эдуард сразу же заметил жену и сына, и сделал шаг вперед.

– Что с ней?

– В коме, – коротко бросил Давид, – я домой, потом опять сюда. Мать расскажет.

– Давид, подожди, – окликнул его Михаил Борисович.

– Что? – Давид задержался на секунду у джипа.

– Я понимаю, что Анжелика…

– Я тоже все понимаю. И можете быть уверены, если я останусь вдовцом, то вы лишитесь дочери. Мы друг друга поняли?

Михаил Борисович сверкнул глазами.

– Анжелика сделала глупость.

– И если бы не случайность, сегодня бы ваша дочь убила человека.

Михаил Борисович развел руками.

– Я поговорил с ней. Забрать не вышло, но Анжи уверяет, что ее подставили. И в пистолете должна была быть просто краска. Шалость, не больше. Не убийство, на это она не способна.

– Вполне способна, – огрызнулся Давид, открывая дверцу машины.

– То есть просто напугать, напакостить, но не убивать? Ах, как это мило! – не удержалась София Рустамовна, подходя к мужу. – На что она вообще рассчитывала?

– Она просто ребенок. Избалованный ребенок, который не распознал гадину…

– Нет, – София Рустамовна была безжалостна, как бывают безжалостны все хорошие матери. Она понимала, что просвистело мимо, и не собиралась оставлять ни единого целого бокала. Бить – так все и в хлам! – Она уже не ребенок, она женщина. Подлая и гадкая, которая не пожелала смириться с тем, что ей предпочли другую. А что будет дальше? Она в вас выстрелит, когда вы ей побрякушку не купите? Машину, квартиру, мужа…

Крыть было нечем.

– Я знаю, что ее избаловал.

– Тюрьма займется ее воспитанием, – прошипел Давид. – И поверьте, это лучший для нее выход. Молитесь, чтобы с Малечкой все было в порядке.

Он прыгнул в джип, и машина сердито взревела мотором, уносясь со стоянки.

Эдуард Асатиани развел руками.

– Миша, я тебя предупреждал.

– Эд, и ты пойми. Это моя младшенькая, мы планы строили с тобой, да, она была в курсе…