Платье было простым, но безукоризненным. И прическа – парикмахер ушел два часа назад, оставив Малену с простым узлом на голове, но как-то так хитро уложенным, что и фата, и корона смотрелись равно хорошо. А потом настала очередь визажиста и мастера ногтевого сервиса. Впрочем, чувства меры Малена и в этом случае не потеряла и казалась почти не накрашенной. И суперкогти Росомахи она себе сделать не позволила, даже если это последний хрюк моды.
Тете Варе тоже перепало от их забот, и сейчас она выглядела лет на десять моложе, и очень довольной.
– А как мне жаль, – тихо сказала Матильда. Сейчас в зеркало смотрелась именно Матильда. – Столько всего случилось за это время. Дедушкино наследие, родственники, свадьба… все бы отдала, лишь бы она сейчас была жива и рядом.
Тетя Варя приобняла ее.
– Ты не одна, девочка. Ты – не одна.
– Знаю.
Кто сказал это слово? Матильда? Малена?
Разве это так важно?
Девушки погляделись в зеркало.
Тетя Варя вышла из комнаты, и Матильда медленно достала из белой, расшитой стразами, как раз в тон платью, сумочки свое зеркало.
– Нет, так – ненадежно…
Сумочку оставлять придется. А расстаться с зеркалом, тем более, оставить его где-то, в чьих-то руках… Матильда не могла. Малена – тоже.
Но – куда его?
Смешно, нелепо, бред…
Да и пусть!
Лиф платья Малены был закрытым. И бюстик, который на ней – тоже. Пара минут. Спустить лиф, и осторожно вставить зеркало в кружево бюстика, так, чтобы оно прижималось к коже. А стекло повернуто внутрь и плотно прижато к груди.
Так точно не выпадет. И не разобьется. И… где тут были белые нитки?
Уродовать такое белье – это варварство? Так это и не уродовать, это просто три минуты, сделать петельку из нитки и прихватить зеркало в двух местах, чтобы точно не шевельнулось. Ну не могла Малена оставить его дома у Давида, где расхаживает домработница. И у себя дома не могла. И оставить – тоже…
А потом пара минут у нее точно будет, перед брачной ночью. И рассказать, и показать, и зеркало убрать, если что. И уж точно минуты хватит, чтобы выдернуть нитки, девушки это умели, что одна, что вторая…
Оно небольшое, и совсем незаметное под плотным атласом платья. Даже не выделяется.
В мочках ушей блестят крохотные бриллиантовые гвоздики, сегодня это все украшения девушки. Они – и кольцо.
В дверь звонят, влетает тетя Варя…
– Малечка?
Странно. Как легло это имя, что даже давно знакомые ей люди стали так называть Матильду? Наверное, это правильно.
Малена уже одета, и медленно берет букет.
– Пойдемте?
Тетя Варя еще раз осматривает невесту, улыбается, стирает слезинку.
– Идем.
Потрясающе красивая пара.
Именно это и подумали приглашенные, когда Давид протянул руку, помогая невесте выйти из машины, а потом не удержался, подхватил на руки, закружил…
Малена рассмеялась, откинув назад голову.
Фата – не жуткое тюлевое безобразие, из тех, что шьются в свадебных салонах из старых занавесок, а настоящая, кружевная, на миг взвилась хвостом кометы. София Рустамовна кончиком пальца коснулась глаза – что-то зачесалось.
Такие они были молодые, счастливые, удивительно красивые и искренние…
Не любовь, нет.
Искренность.
Невероятная, ослепляющая, до краешка, до донышка души – искренность.
Я – твоя. Ты – мой.
Я – твой. Ты – моя.
Правда – или истина? Неважно, но здесь и сейчас она разделена на двоих и сияет так, что больно глазам.
Так, на руках у будущего мужа, Малена и оказывается в актовом зале. На пол ее ставят только по просьбе регистраторши, которая, впрочем, сама улыбается.
– Добрый день, уважаемые новобрачные и гости!
Речь льется своим чередом, надеваются в срок кольца, дарятся цветы, делаются фотографии, говорятся какие-то слова, а двое молодоженов, уже молодоженов не могут отвести глаз друг от друга. Матильда полностью уступила место Малене – сегодня ее день. Пусть сестренка будет счастлива, а ей хватит и почувствовать это. Даже самым краешком.
Зависть?
Да о чем вы?
Кто любит – не завидует, а для Матильды герцогесса родная и любимая, дорогая и близкая. Единственное, что может девушка – это порадоваться за счастье сестры. Искренне, до глубины души.
У нее будет совсем не так, но разве это важно? Они такие одинаковые, но каждой нужно свое, свое… Малечка, будь счастлива.
Вот и лестница.
Выход из ЗАГСа…
Давид легко сносит девушку по ступенькам, их осыпают чем-то блестящим, звенящим, искрящимся, кругом счастливые лица, и они не сразу замечают…
Анжелика стоит напротив.
Бледная, в чем-то темном, растрепанная… и в руке у нее большой тяжелый пистолет. Она поднимает его, нажимает на курок, целясь в Малену.
– Сдохни, тварь!
Что-то сильно ударяет в грудь. Туда, где под одеждой надежно спрятано самое ценное сокровище девушки.
Старинное зеркало.
Темнота…
Давид даже не сразу понял, что произошло. Только что они смеялись, и словно бы летели по воздуху, а сейчас…
Крик, выстрел… и тело жены становится тяжелым в его руках. Малена запрокидывается назад, и крови нет, но на платье темнеет дырочка, пахнет порохом…
Когда раздается полубезумный крик: «НЕТ!!!», Давид даже не сразу понимает, что он срывается с его губ.
Женя улыбнулась, и завела мотор.