Зеркало Лукреции Борджиа

Как и положено, она увидела в зеркале себя – но не сегодняшнюю испуганную беглянку, а достойную и красивую женщину, владычицу многобашенной Феррары, мать семейства, окруженную многочисленными детьми, любовью и почтением подданных.

– Отчего же нет, герцог… – повторила она задумчиво.

Людмила подняла бокал и посмотрела сквозь него на сидевшего напротив мужчину. Мужчина был хорош – в открытой светлой рубашке, слегка загорелый. Людмила улыбнулась ему – мягко, по-дружески, а он в ответ – грустно.

«Какой он все-таки славный», – в который раз подумала она.

«Какая она красавица», – в очередной раз поразился Олег Глухарев.

Он приехал сюда, в Валенсию, чтобы завершить сделку по продаже ее фирмы. С тех пор как умер ее муж, прошел год, понадобилось много времени, чтобы вступить в наследство, отбиться от кредиторов и компаньонов, в чем ей очень помог Глухарев. И вот теперь наконец сделка завершена.

– За успех вашего дела! – Людмила подняла бокал.

– За успех! – вздохнул он. – Но… – Он отставил бокал и взял ее за руку. – Людмила, мне жаль с вами расставаться! Я так…

– Так приезжайте к нам еще! – рассмеялась она. – Мы будем рады! Расскажете, как идут дела в фирме…

Ей стоило огромных усилий держаться с ним ровно и не смотреть на него тем самым взглядом Лукреции Борджиа. Этот мужчина ей определенно нравился, очень нравился, но сейчас все ее душевные силы, вся любовь и нежность отданы другому существу – ее маленькой дочери. При мысли о крошечной девочке, что ждет ее на вилле, в груди стало горячо – это прилило молоко.

– Мне пора. – Людмила отставила нетронутый бокал. – Рада была вас повидать.

Он проводил ее до выхода, она знала, что все посетители ресторана смотрят им вслед. Они и правда были бы красивой парой, но… об этом потом, все потом. Если он увлечен ею серьезно, то подождет, сколько нужно. Она села в свою машину и улыбнулась Глухареву на прощанье, после чего сосредоточилась на дороге.

Она была сложной. Сначала попадались поселки и отдельные дома с апельсиновыми садами, потом пошли виноградники, а дорога поднималась все выше. Потом ее обступили горы, у подножий засаженные оливковыми деревьями, дорога стала уже, кое-где нависали над ней отвесные скалы. Людмила не думала больше ни о чем, кроме пути. Вот последний сложный поворот, и перед ней открылась деревня – широко разбросанные белые дома, крошечная площадь перед церковью, напротив небольшое кафе и пекарня. Вот и хозяйка стоит на пороге. Она узнала машину Людмилы и приветственно махнула рукой. Людмила не остановилась поболтать – молоко вело ее к ребенку.

За деревней в живописном беспорядке располагались в горах несколько вилл. Одну из них несколько лет назад купил Михаил Николаевич Соловьев. Он был умным и дальновидным человеком и загодя перевел часть капитала в Европу. Малую часть, но если жить скромно, то хватит на несколько лет. Да есть еще деньги от продажи фирмы Антона. А там Людмила что-нибудь придумает, ее дочь не будет знать нужды.

Все деньги в России пропали, как только отец оказался не у дел. Его свалил тяжелейший инсульт, и несколько месяцев она думала, что отец не выживет. Да еще беременность проходила тяжело, ей было трудно заниматься делами. Приходили какие-то люди, показывали ей документы, требовали денег. Адвокаты глядели в сторону, Людмила не сомневалась, что они тоже нагрели руки на беде отца. Но все же удалось купировать слухи, которые начали распространяться, и пресса никак не связала найденные в заброшенном финском доте трупы с именем Глеба Соловьева. Людмила перечислила астрономическую сумму на счет санатория «Тенистая дубрава» и забыла о том, что у нее был сводный брат. Как только отец восстановился настолько, что смог перенести перелет, они покинули Россию и поселились на вилле. Ребенка она родила в Валенсии.

Людмила медленно подъехала к воротам, которые по дневному времени были открыты, и посигналила. В ответ с террасы выглянула Мария и махнула рукой. Они жили скромно, Мария вполне управлялась с хозяйством, да еще присматривала за малышкой, когда Людмила уезжала. Отец мог с трудом ходить, есть самостоятельно и выполнять кое-какие гигиенические процедуры. Но говорить не мог. Иногда Людмила думала, что он вообще не осознает, что с ним.

Она прихватила из машины покупки и бегом взбежала по лестнице.

– Сеньор в порядке, малышка спит! – отрапортовала Мария.

В этой глуши никто не говорил по-английски, и Людмиле пришлось взять несколько уроков испанского, чтобы объясняться на рынке и в магазинах.

Отец сидел на тенистой террасе, где по решеткам была разведена лоза – такая старая, что не давала уже винограда. Где-то внизу было море, и белоснежный лайнер шел в сторону Гибралтара.

– Добрый день, папа, как ты? – Людмила заглянула ему в лицо.