Зеркало миров

— Даже больше того, — вступил канцлер, — я спокойно смогу разрешить южным баронам увеличить дружины. «Дабы обуздать возможные волнения выселяемого преступного элемента». Кайр, с вас нужное общественное мнение.

— В идеале, инициатива вообще не должна исходить от нас… — начал Раттрей, когда его прервал патриарх.

— Думаю, что к императору можем обратиться мы. Я давно уже говорил, что тюрьма слишком часто делает из человека зверя. И если появляется возможность дать заблудшим овцам шанс… Знай я о законе, предложил бы то же самое намного раньше.

— Тогда на этом нашу сегодняшнюю встречу, думаю, можно считать состоявшейся? — с улыбкой спросил канцлер.

— С именем Единого да выстоим, — подвёл итог патриарх.

Не прошло и месяца, как столица и крупные города провинций забурлили от рассказов и слухов про злоупотребления служащих тюрем и тяжкую жизнь заключённых. Не каких-то там душегубов, позвольте! Во всех модных салонах шли разговоры о бедных и несчастных молодых людях, которые оказались на каторге, попав под минутное влияние дурного. А теперь выйдут годы спустя и калеками. Тщательное расследование показало, что ничего сверх закона или установленного правилами в тюрьмах не происходит, случаи судебных ошибок редки… Фабрику слухов и общественное мнение было уже не остановить. Особенно когда сначала среди красоток высшего света, а потом и среди подражавших дворянским салонам жён городских купцов и мастеровых стало модно «помогать обиженным, если зажиревшие чиновники и государство не хотят о них позаботиться».

Впрочем, до петиций Совету высоких лордов «о послаблениях в чрезмерно суровых законах» дело дойти не успело, вмешался сам патриарх. Пожурив излишне горячие головы, которые требовали перемен вплоть до отмены судебных кодексов, кирос Брадан обратился к императору поспособствовать облегчению участи «тех, в ком есть надежда на исправление». Как потом сплетничали по столице, Дайв Первый Блистательный уделил проблеме немало времени и изволил размышлять целых пять минут. После чего вызвал канцлера и потребовал, чтобы тот «немедленно разобрался со всякими глупостями», которые отвлекают правителя от важных государственных дел. Например, подготовки к осеннему балу, удачно совпадающему в этом году с высочайшим пятидесятилетием. Канцлер тоже «всерьёз» заниматься проблемой не стал. Тюрьмы находились в ведении службы Хранящего покой, а за виконтом Раттреем ходила слава человека злопамятного. Потому решилось всё очень просто. Какой-то мелкий чинуша, на которого, в конце концов, всё и спихнули, раскопал замшелый закон, император не глядя подмахнул указ о создании Тринадцатого «штрафного» легиона и всё успокоилось. Тем более что и мода ходить по кандальникам постепенно сменялась свежими веяниями. Например, лично высаживать в оранжереях, которыми славился Турнейг, одну-две клумбы не прибегая к помощи садовников.

Сонная жизнь столицы тянулась до середины ноября, и расшевелить её не смогла даже череда балов. Но едва последний месяц осени минул свою половину, как высший свет снова превратился в растревоженный улей: один из самых влиятельных домов Империи оказался замешан в громком скандале. Началось все с полной ерунды. Младший сын главы клана оскорбил по пьяному делу родственницу какого-то приехавшего покорять столицу провинциала, тот потребовал «ответа чести» и вызвал виновника на судебный поединок. Отец, естественно, выставил вместо недоросля замену — профессионального бретёра. Дурачка-провинциала должны были убить, девчонке намекнуть, что если станет выступать, то отцовскому наследству быстро отыщут нового хозяина — и «инцидент можно считать исчерпанным».

Перед началом боя защитник при свидетелях призвал Единого покарать того, кто берётся отстаивать неправое дело за деньги — и опытнейший дуэлянт случайно напоролся на меч. А дальше свидетели утверждали: все как один ощутили «руку слабейшего, но праведного, что повёл кто-то из божьих посланцев».

Незадачливого отпрыска немедленно сослали в самое глухое поместье, наёмные болтуны стали напоминать о заслугах дома Кингасси, честности и благородстве его главы дана Шолто. Сплетни остановить не получалось. Столичное общество только усмехалось интриге, изрядно запачкавшей имя нынешнего главы «бело-красных». Северянина Ивара ввёл в свет давний конкурент Кингасси лорд Хаттан — а тому его порекомендовал виконт Раттрей, которого Шолто люто ненавидел. Ведь семья виконта получила дворянство всего полтора столетия назад, но перед главой канцелярии внутренних дел вынуждено склоняли голову даже Старшие кланы. Пусть все они и считали свой род с первых дней существования Империи.