Зеркало моей души

Чужой мир словно и сам пытался выгнать меня вон: на улице бушевала метель, за которой не было видно ближайших домов, головная боль стала не выносимой. Что же делать?

Только один человек мог поверить в то, что произошло. Отец всегда знал, что бабушкино зеркало – не просто предмет интерьера. Догадывался он и о том, с кем я общаюсь в чулане, но никогда не задавал вопросов, а я по-прежнему продолжала скрывать от него. Игра, в которой каждый действует согласно отведенной роли, зная сценарий наперед.

Мобильник Рады лежал на столе. Я набрала номер папы, молясь, чтобы он взял трубку. Насчитав десять долгих гудков, за время которых я уже отчаялась дождаться ответа, отец произнес коротко:

- Да, - и я расплакалась, поняв, что теперь мне есть к кому идти за помощью или советом.

- Папочка, ты дома?

- Тебе какое дело? - ответил он холодно и все внутри упало.

- Пап, мне помощь твоя нужна, - еще не понимая, продолжила, но отец резко оборвал:

- Я тебе сказал вчера, у меня больше нет дочери. Забудь этот номер.

Телефон щелкнул, разъединяя абонентов, и выскользнул из рук на ковер. Звук удара заглушил пушистый ворс, а я не могла пошевелиться, чтобы поднять его. Что она натворила здесь? Если даже родной отец отвернулся от нее. От меня?

Я подавила рвущееся желание броситься к зеркалу и заколотить по нему кулаками, вызывая эту дрянь на ответ.

Снова пикнул телефон, и я судорожно вцепилась в него, надеясь, что отец передумал. Мне нужно с ним увидеться и рассказать всю правду. Да, он не желает видеть Раду, но я – не она, я другой человек, и папа поймет это, обязательно.

Открыв сообщение, я непонимающее нахмурилась «Верни деньги, сука, иначе жить тебе до вечера».

- Какого?..

Договорить я не успела; послышался звон оконного стекла, и в квартиру влетел огромный камень, осыпая меня острым градом осколков. Я наклонилась, пряча голову рукой, не в силах даже закричать. Каждая минута, проведенная в Отражении, стоила мне миллиона умирающих нейронов, и сложно было представить, что ждет впереди, какой очередной сюрприз приготовила моя двойняшка. Еще страшнее было оттого, что сообщение, отправленное Раде, написал Дима.

… Долгое пребывание в квартире страшило. Я спрятала на всякий случай зеркало, боясь, что в следующий раз его могут разбить и мне придется коротать здесь свою, судя по обстоятельствам, недолгую жизнь. Запихнула вещи первой необходимости в сумку, переоделась в джинсы, натянула теплый свитер, ботинки, спортивную куртку, волосы спрятала под шапкой.

Прекрасно понимая, что каждый встреченный прохожий может оказаться врагом, надвинула пониже капюшон и отправилась к человеку, который стал моей последней надеждой.

В дневном свете вспомнить по памяти дом Ильи оказалось довольно просто. Был ли он сейчас у себя? Я готовилась к долгому ожиданию где-нибудь подальше от прохожих и машин, но удача впервые за день повернулась ко мне лицом: стоило нажать на звонок, как он почти сразу распахнул дверь, вытирая масло с рук мягкой тряпкой.

- Привет, - сказала тихо. Сазонов привалился плечом к косяку, словно подталкивая продолжить разговор, а я не знала с чего начать. Нервно теребила ручку сумки и не могла оторваться от его карих глаз, а язык словно онемел. Илья не торопил, но и помогать не собирался. Лицо серьезное, хмурое. На щеке темная полоса – след от сегодняшней работы, и мне хочется коснуться, стереть его.

- У меня мало времени. Если сказать нечего, не буду тебя задерживать, - он начинает закрывать дверь, и только после этого я словно отмираю, хватая мужчину за руку.

- Пусти, - шепчу, ощущая как еще чуть-чуть, и голос сорвется. – Я объясню все. Только не здесь.

Илья молча пропускает меня внутрь гаража. Знакомый «БМВ» с поднятым капотом, рядом инструменты. Он вытирает руки, а я не свожу глаз с его спины, вспоминая, что делала тут неделю назад. Кажется, с этого момента прошла целая вечность.

Мы поднимаемся наверх, в руках дурацкая сумка, которую я не знаю, куда приткнуть. Илья забирает ее, устраивая возле дивана, а я подбираю слова, чтобы начать рассказ, но как назло, ничего не выходит.

Он достает из шкафа чай, и я успеваю увидеть нарисованные на нем вишни. Сердце сжимается, и я, наконец, начинаю рассказывать.

Сначала речь льется бессвязно, но чем дольше говорю, тем больше успокаиваюсь. На его лице – неверие, другой реакции сложно ожидать. Когда я заканчиваю, Илья сидит на барном стуле, подперев кулаком лицо. Все это время я стараюсь избегать прямого взгляда, сосредоточившись на его руках, но и они отвлекают. Кожа еще помнит горячие прикосновения, и я кляну себя за то, что думаю совсем не о спасении собственной шкуры.

- Я должен поверить в эту историю?

- Не должен, - мы смотрим друг на друга, а в голове – туман. Как бы не завело наваждение за пределы разумного. – Но мне больше не к кому идти.

Илья встает, обходит комнату. Я вижу, как напряжены его мышцы, и боюсь думать о том, что у него в голове. А сама бы я смогла поверить? Не вызвала бы санитаров, приди ко мне с такими речами? Не знаю, не знаю.

- Что ты хочешь от меня?