Зеркало надежды

– Во все времена были и дурочки, которые покорно ехали в деревню, и их противоположности. К примеру, Таис Афинская или Аспазия, но это из древности, а из современности – Нинон де Ланкло, Диана де Пуатье или Марта Зелле, к примеру…[5]

– Это кто?

Историю Матильда знала неплохо, хотя и достаточно однобоко, но на Малену ее рассказ произвел впечатление. Особенно про Мату Хари. Но и про гетер тоже…

– И что я должна делать? Я же не смогу обнажаться…

– Не надо. Ни обнажаться, ни спать с кем попало… Ты должна стать уникальной.

– А как?

– Стихи, к примеру. Этого добра я достаточно знаю.

– Некрасиво выдавать чужое – за свое.

– А ты не выдаешь, это иначе называется.

– Как?

– Набери в поисковике «Баллада о любви», Высоцкого.

Мария-Элена послушалась. И через минуту внимала хрипловатому голосу, вслушивалась в стихи…

– Как красиво… Как невероятно красиво…

– Неужели ваш мир не заслуживает того, чтобы узнать их?

– Заслуживает. Но под его именем, иначе это нечестно и жестоко…

– Мы не сможем рассказать, откуда взялись прекрасные стихи. Но мы можем подарить их вашему миру. Разве этого мало?

– Очень много…

– Тогда стихи – первое. Музыкальный инструмент…

– Я умею играть на клавикордах.

– Покажешь…

У Матильды в анамнезе было фортепиано, но играть она не любила.

Тем не менее.

Музыка, стихи, танцы, острый ум и характер. Что еще нужно, чтобы блистать в высшем свете?

Девушки не знали, но готовиться начали.

Аллодия, крепость Ланрон

– Господин стражник…

Мальчишка был изрядно запылен и измучен. Конь у него тоже был пыльным и усталым. Сейчас он стоял, опустив голову, и поводил боками. Устал, бедолага, явно устал…

Дарн Варат, стоявший в этот момент у ворот крепости Ланрон на часах, неодобрительно посмотрел на крестьянского сопляка.

И чего ему тут нужно?

Крепость была – из пограничных. То есть – не подразумевала рядом деревенек и сильного прирастания народом. Овальная, вытянутая вдоль реки, стоящая на холме, с высокими стенами, из которых на врага выдвигались башни с остроконечными крышами.

Сама крепость окопана рвом, через него переброшен подъемный мост. Массивный донжон, хозяйственные постройки, скотный двор. Постоялый двор для проезжающих, вынесенный за стену. Ибо – нечего. Вдруг ты не мирный купец, а вражеский лазутчик, посланный, чтобы сосчитать численность гарнизона или подсыпать в вино снотворное? Вот и не шляйся по крепости.

Для того и часовые стояли у ворот… сейчас – один Дарн. Напарника его сегодня разбил жестокий понос, и у ворот он стоял весьма условно, то и дело отбегая в кусты.

Двести человек гарнизона, примерно столько же обслуги, не сами ж воины будут навоз выгребать, за скотиной следить и прочее… надобное.

– Чего тебе, малец?

Мальчишка мяться или стесняться и не подумал. И благоговеть оттого, что к нему стражник обращается, – тоже. Вот ведь нахаленок!

– Мне бы к коменданту, господин староста грамотку дал…

– Ага, будет комендант ваши писульки читать…

Мальчишка пошатнулся, оперся на бок коня. Шатались они теперь на пару, что одного, что второго плохо держали ноги, но сдаваться гонец не собирался.

– Степняки же!

Дарн насторожился, но не сильно.

– Рядом с границей живем, чего тут удивительного. А ну, пошел, не то копьем огрею!

Мальчишка стиснул зубы.

Староста Бурим действительно был мудрым человеком. Послав гонцов к соседям, он решил не ограничиваться полумерами.

Пока степняки встали лагерем у Натаньиной заводи. Надолго они там останутся?

Конечно нет. Пойдут вниз по течению реки. Что у нас вниз по течению?

Городок Равель. Только до него два дня верхом.

Что поблизости?

Крепость Ланрон. А там наверняка есть почтовые голуби. И одно дело, когда прилетит голубь из крепости, другое, когда крестьянин попытается бегать по городу и орать, что степняки идут. Ничего ему там не достанется, кроме плетей, и слушать никто не станет.

Сам пропадет и людей не спасет.

Значит, надо послать кого-то в крепости. В Ланрон в том числе. И во вторую – в Доран. Но во вторую ехать дольше. Доран ближе к Саларину, кто знает, может, и там уже степняки…

Остается Ланрон.

Кого посылать?

Тоже вопрос мудреный. Гонец не должен быть совсем мальчишкой, ему не поверят, не должен быть взрослым – ему лошадь гнать, тут каждый грамм веса значение имеет, но высказаться он все же должен. Естественным образом, выбор старосты пал на его среднего сына. Карима.

Мальчишка? Двенадцать лет ему уже есть. В этом возрасте девочек и замуж выдают. Бойкий, неглупый, добиться своего сумеет… что еще надо?

Письмо Бурим ему сам написал и запечатал своей бляхой. Служил ведь, вот и прихватил с собой солдатскую бляху с гербом полка – рысью…

Так многие делали, все ж – память.

Бурим строго наказал сыну хоть сдохнуть перед воротами, но чтобы комендант услышал. И Карим отца понял.

– Дядя, пропусти! Степняков тысяч двадцать, не меньше!

Дарн и не подумал верить.

– Из Инкора не сообщали.

– Инкор захвачен.

– Ты чего несешь? А ну, брысь отсюда, дрянь малолетняя! Я тебя щас…