Зеркало наших печалей

Луиза читала и перечитывала повестку, выписанную следователем Лепуатвеном, пытаясь понять, что означает формулировка «в связи с касающимся вас делом», но так ни до чего и не додумалась. Ночью страх подполз совсем близко, цеплялся за ноги, душил, не давая дышать. Если речь об оскорблении нравственности, почему ее вызывает он, разве это теперь не дело суда? Она вообразила, как стоит перед сидящими в ряд юристами, нервно протирающими очки, ломающими оправы и посылающими ее на гильотину, а палач с лицом Лепуатвена вопит пронзительным голосом: «Вот, значит, как… мы хотим продемонстрировать свою… свой…», она голая, а судья пялится на ее промежность. И смотрит, и смотрит… Она проснулась в липком поту.

В четверг она была готова уже к семи утра, даже пальто надела, хотя ей назначили явиться к десяти. Руки у Луизы слегка дрожали, но она все-таки сварила себе еще кофе, выпила чашку, ополоснула ее и решила: чем томиться дома, лучше ждать у кабинета. В этот момент кто-то нажал кнопку звонка у ворот.

Она подобралась к окну и увидела мсье Жюля: хозяин «Маленькой Богемы» стоял на тротуаре и не отрываясь смотрел на фасад ее дома. Луизе не хотелось открывать – не было настроения разговаривать. Мсье Жюль никак не замешан в случившемся; игнорируя его, она поступает, как члены античного муниципалитета, убивавшие гонцов, принесших дурную весть. Ресторан ассоциировался у нее с недавним злоключением, хотелось найти виноватого, и мсье Жюль вполне подходил, поскольку не справился с ролью защитника. Луиза жила напротив ресторана, но он надел парадный костюм (слишком тесный) и лаковые штиблеты. Не хватало только букета! Ресторатор напоминал человека, явившегося просить руки любимой женщины и заведомо обреченного на отказ.

Несколько дней назад автобус, за которым она пряталась, задержался, и ей пришлось передвигаться в открытую. Пробегая мимо ресторана, она заметила мсье Жюля со стопкой тарелок. В те редкие дни, когда она отсутствовала, он брал ее работу на себя, и, по словам очевидцев, «это было что-то с чем-то!». Мсье Жюль обслуживал посетителей в точности так, как вел беседу. Он путал столы, забывал хлеб, ложечку, заказанные блюда попадали к едокам остывшими, если вообще попадали, счет приходилось ждать почти час, клиенты нервничали, хозяин выходил из себя («Ходите в другое заведение!»), самые нетерпеливые швыряли на стол салфетки («Прекрасно, так и поступим!»), завсегдатаи вздыхали. Короче, невыход Луизы на работу наносил урон репутации заведения и сумме выручки, но мсье Жюль категорически отказывался брать кого-то на ее место, предпочитал метаться между кухней и залом и терять клиентов!

Луиза бросила взгляд на часы и поняла, что придется впустить ресторатора.

Он стоял, заложив руки за спину, и смотрел, как она идет к нему по дорожке.

– Могла бы появиться… Мы беспокоились о тебе!

«Мы», подразумевавшее его самого, клиентуру ресторана, соседей и весь земной шар в целом, прозвучало как: «Мы, особы королевской крови», и он сам почувствовал его неуместность.

– Я хотел сказать…

Он помолчал, вглядываясь в ее лицо.

Луиза не открыла калитку, и мсье Жюль подумал: «Бедняжке плевать на слухи и сплетни…»

– Ты хоть нормально себя чувствуешь? – спросил он.

– Вполне…

– Собралась куда-то?

– Нет. То есть… да.

Он кивнул с понимающим видом и вдруг вцепился обеими руками в прутья решетки, как заключенный в камере.

– Скажи честно, ты вернешься?

Мсье Жюль придвинулся совсем близко, и берет съехал на затылок, придав ему комичный вид, но его волновал только ответ Луизы.

Она пожала плечами:

– Не думаю… Нет.

В эту же секунду в ней что-то сломалось: за короткий отрезок времени она стала свидетельницей самоубийства, пережила унизительный допрос, обвинение в оскорблении общественной нравственности, объявление войны, но принятое решение выталкивало ее в новую жизнь, и это пугало.

Мсье Жюль тоже был потрясен. Он отшатнулся, едва не заплакал, попробовал улыбнуться и не смог.

– Конечно, я понимаю.

Луизе стало невыносимо горько. Нет, она не сожалела, что они расстаются подобным образом, дело было в любви: мсье Жюль являлся частью подошедшей к концу предыдущей жизни.

Толстяк в парадном костюме и нелепой беретке топтался на месте, бормоча:

– Ладно… что уж тут… ничего не поделаешь… пойду…

Луиза молча смотрела вслед комичному персонажу, пока он не скрылся за дверью своего ресторана, потом достала платочек, чтобы вытереть слезы, и только тут сообразила, что он не задал ей ни одного вопроса. Что ему известно о случившемся? Мсье Жюль, конечно же, заметил отсутствие доктора (первое за многие годы), но вряд ли связал это с Луизой. Может, «Пари-Суар» дала заметку в рубрике «Происшествия», он прочел ее и сопоставил факты?

Луиза покинула дом и пошла к автобусной остановке. Разговор с мсье Жюлем так ее расстроил, что она почти не думала о свидании с судьей Лепуатвеном.

– Дело касается вас напрямую! – сообщил юрист.

На сей раз очков на нем не было – наверное, отдал в починку, – он вертел в руке длинную самописку и смотрел на Луизу с прищуром.

– Вы…