Зеркало Пиковой дамы

Слева оказалась ещё одна дверь, которую Аля сперва не приметила, Мирон её распахнул, и они оказались в небольшом помещении с миниатюрной буфетной стойкой, на которой громоздился кофеварочный автомат. Здесь стояли два столика и у стены — узкая стойка. В углу — напольная ваза с композицией из засохших растений. По стенам висели фотографии каких-то незнакомых Але, но явно знаменитых людей, — у них были очень интересные лица!

— Это кто? — ткнула она пальцем в ближайшую фотографию.

— Станиславский, — отвесив земной поклон фотографии, пояснил Мирон. Константин Сергеевич. А ты не узнала? — она отрицательно помотала головой. — Фьи-у-у-у! Ни хрена себе! Так ты чего, вообще ни хрена в театре не рубишь?

— Не-а, — соврала Аля и ей стало стыдно то ли от вранья, то ли от того, что Станиславского не узнала…

— Ну, мы это исправим! — успокоил её Павлин и, отталкивая Мирона, распахнул дверь, украшенную, как и окна фойе, бордовыми драпировками. Прошу вас, сеньора, в святилище!

Аля очутилась в небольшом зрительном зале с рядом стульев, спускавшихся под уклон к сцене, отделенной от зала темным бархатным занавесом.

— Я сейчас! — кивнул ей Мирон и, размахивая руками, поднялся по ступенькам крохотной лесенки на авансцену, проскользнул в какую-то щель сбоку и скрылся из глаз. Потом снова высунулся и, делая страшные глаза, сдавленно прохрипел:

— Чего лыбишься, Павлин недорезанный, давай быстро к Марку, одна нога здесь, другая там!

Аля озиралась по сторонам. Какой здесь приятный запах! Пахло новой тканью, деревом и ещё чем-то совсем незнакомым, но ужасно располагающим. Она начала спускаться по наклонному полу к сцене, и тут… занавес разъехался в стороны, из динамиков по сторонам полилась тихая нежная музыка, и Аля ахнула… На сцене, залитой таинственным синим светом, стояли деревья. Их ветви переплетались, образуя сплошной шатер, и искрились как драгоценные камни. На них, как видно, был напылен какой-то специальный состав, превращавший стволы и ветви в нечто небывалое и фантастическое они сами как будто излучали переливчатый свет. На деревьях висели фонарики, тихонько покачивались с тихим звоном и огоньки, светящиеся внутри, дрожали. Потом, свет, заливавший сцену, переменился — теперь он стал золотым, и вся декорация тоже загорелась золотом, а когда Аля на секунду прикрыла глаза, свет мерцал серебром… Она замерла, пораженная этой картиной, тут из динамиков полились торжественные аккорды, от которых по спине её пробежал холодок, сцена вмиг потонула во тьме, а вдали на заднем плане загорелся горячий костер.

— Как здорово! — тихонько прошептала она в пустоту.

Неслышно вернулся Павлин и, глядя на Алю во все глаза, наслаждался произведенным эффектом. Рот его разъехался в улыбке чуть не до ушей!

Тут сзади пролегла узкая полоска света — наискось, через зал — и глубокий мужской голос произнес:

— Что, нравится?

Она обернулась. В дверях стоял человек. Тут же декорации на сцене погасли, в зале зажегся свет. Человек подошел к Але и протянул руку. Он был невысок, строен, в джинсах и дорогом тонком свитере, на шее — синий мягкий кашемировый шарф. Ему было где-то от тридцати пяти до сорока — она ещё не слишком разбиралась в возрасте взрослых мужчин… Смуглое, четкой лепки лицо прорезали складки неглубоких морщин, совершенно седые волосы, зачесанные назад, резко контрастировали с цветом кожи, а зеленовато-карие глаза, смотревшие прямо в упор, горели беспокойным огнем. Под этим пристальным взглядом Але стало немного не по себе, она даже отступила на шаг, но почувствовав крепкое дружеское рукопожатие, успокоилась.

— Я Марк Николаевич Далецкий, руководитель студии. Ребята сказали, вы зеркало привезли. В дар! В наше-то сложное время… я преклоняюсь! Это просто удивительно, вы не представляете, насколько оно сейчас кстати! Я так понял, Витя вам уже кое-что показал?

— Да, — пролепетала смущенная Аля. — Это… так удивительно! Я даже не знаю, как сказать…

— Значит, вы наша! — кивнул Марк Николаевич. — Я так и думал. Погодите-ка, погодите… — он слегка приподнял за подбородок её лицо, отошел на шаг, вгляделся пристально… Господи, вот она, Лиза! Живая, настоящая Лиза! Ох, простите! — он немного смутился. — Я никак не могу найти актрису на главную роль. Хотите посидеть на репетиции? Она начнется через полчаса, а пока пообщайтесь с ребятами. Витя, Макс подошел?

Из-за занавеса показалась Витина голова. Он глядел на Далецкого как кролик на удава, но при этом взгляд был полон немого обожания.

— Да, он здесь, Мастер! В репзале.

— Сколько раз я просил не называть меня так! — загремел Далецкий. В гневе он был ещё интереснее!

— Простите, Марк Николаевич! День сегодня какой-то дурной…

— У кого дурь в голове, для тех всякий день дурной! — все ещё не остыл тот. — Запри зал и покажи Але студию, а потом познакомь с ребятами. Только без дурацких приколов, пожалуйста!