Смотрел парень на меня так, будто все мои тайны знает, а в голове моей было чисто, как в пустыне: песок, высушенное веками дерево, дятел на нем, койот под ним и палящее солнце. Ни одного воспоминания! Ох, не зря моя башка в бинтах. Ох, не зря.
Слеш / Романы / Эро литература18+Август 2013г
Я открыл глаза, и разноцветные пятна раскрасили мир вокруг во все цвета радуги, заодно будя истеричного дятла на моем виске и пугая слабого на желудок койота во рту. Господи, гадко-то как, а?
— За что мне это? — простонал я. Зажмурился, схватился руками за голову и с ужасом обнаружил на ней повязку. Какого черта?
— За все хорошее, — ответил мрачный мужской голос. — Не фиг было истерику устраивать!
Пришлось открывать глаза снова. Проморгался, голову от садящегося за окном солнца отворачивая, веки пальцами растопырил и на парня, сидящего на соседней кровати, в великом подозрении уставился. Лет 25, не больше. Моська простецкая, конопатая, но от этого еще более симпатичная, светлые волосы в разные стороны торчат. Черная, жутко поюзанная футболка пузыри мышц на плечах облепила плотнее некуда и застиранные голубые боксеры с идиотскими корабликами стыдливо прикрыла. Ноги длинные, сильные — сплошное загляденье. Левая рука по локоть в гипсе.
Смотрел парень на меня так, будто все мои тайны знает, а в голове моей было чисто, как в пустыне — песок, высушенное веками дерево, дятел на нем, койот под ним и палящее солнце. Ни одного воспоминания! Ох, не зря моя башка в бинтах. Ох, не зря.
— А рука у тебя в гипсе, потому что ты меня ею успокаивал? По голове, да? — многозначительно покосился на его загипсованную руку я и сел, чтобы осмотреть и ощупать себя любимого на предмет других повреждений. — Мог бы быть и поласковее.
— Вообще-то, это ты мог бы быть поласковее. Я, между прочим, тебя спас.
— От чего?
— Не от чего, а от кого.
— И от кого?
— От тебя самого!
— Экий я, однако, затейник.
— Не смешно, — надулся парень.
Я осторожно повертел головой, проверяя шею и заодно оглядывая палату. Все ровно и ничего интересного: серо, зелено и уныло. Повел плечами. Под левой ключицей кольнуло, но не сильно. Потрогал — футболка, никаких бинтов. Значит, ерунда. Руками помахал, пальцами пошевелил. Кожа в мелких порезах-царапинах, словно окно разбил и осколками порезался. Лицо проверил – такая же фигня на левой половине. Точно башкой окно разбил. Дебил. Ну да ладно, не болит – хер бы с этими царапинами. Не впервой, поди. Туловищем из стороны в сторону аккуратно поводил. Все в норме. Отлично. Откинул одеяло… и заорал на всю палату, выливая накативший ужас в окружающее пространство:
— Где моя нога?! Блять! ГДЕ МОЯ ЛЕВАЯ НОГА!!!
— Эй, эй, ты чего? — метнулся ко мне сосед, прижал к постели здоровой рукой и навалился всем телом до кучи. Скотина! — Успокойся! У тебя ж ее с самого начала не было.
— С какого, блять, начала?! — принялся отбиваться я. Получалось плохо. Да еще и паника эта гребаная, чтоб ее, внутренности узлом завязала и тело в дрожь бросила. — Отпусти! Верните ногу, суки!!!
— Алексей, перестань истерить! Ногу тебе давным-давно оттяпали. Ее уже не вернешь. У тебя вместо нее протез.
— Какой, блять, протез?!
— Очень хороший. Если б я с тобой полгода в одном доме не провел и в душе не по разу не прополоскал, никогда бы не догадался, что у тебя на одной ноге до колена железка.
— Ты? Меня? В душе полоскал? — окончательно потерялся в происходящем я. — Кто ты такой, чтобы меня в душе полоскать?!
— Охуеть, — перестал давить на меня растерявшийся парень. Сел на кровати прямо, почесал вихры на затылке. — Что значит: «Кто ты такой?»
— То и значит. Я тебя не помню!
— Как ты можешь меня не помнить?! Василий я. Твой… эм…
— Любимый? — опередил и его, и меня мой язык.
Блять! Да что ж за пиздец-то, а? Я что, безногий, безголовый и к тому же влюбленный по уши педик-болтун?! Охренеть. Счастливчик, блять, по жизни.
Парень сверкнул глазами, полыхнул ушами и повесил голову, скрывая лицо, а я неожиданно успокоился. Как отрезало! Даже дятел на виске заткнулся. Все у меня нормально будет, пока этот конопатый охламон рядом. Воспоминания пропавшие, нога железная, голова пробитая, язык без костей, голубизна пидорская… Похеру! Я не один, а значит, со всем справлюсь.
— Нет. Я не твой любимый.
Наивный он, слов нет! Меня обмануть невозможно. Я поманил его к себе пальцем, он послушно наклонился, а я вцепился в его квадратный подбородок пальцами и крепко поцеловал в губы. Василий замешкался на секунду, но ответил. И увлекся так, что я следом за ним едва голову не потерял. Что и требовалось доказать. Мы — вместе.
— Не ври мне, — сказал я строго, когда сумасшедший поцелуй закончился.
— Когда ты сам себе врать перестанешь, тогда и я честным стану, — отбрил меня Василий. Нахмурил лоб в раздумьях. — Леша, ты правда ничего не помнишь или прикалываешься?
— Правда не помню. Даже имени своего, что уж про больницу и обстоятельства моего здесь появления говорить.
— Епт, и чего делать будем? Мозгоправов тут и в помине нет, районные все больше по алкоголикам да белой горячке, а в Перми я не знаю никого. В Москву…
— Никаких мозгоправов, — оборвал его я. — Сам разберусь.
От мысли о психиатрах, психологах и просто психах меня затошнило, а значит, я явно был знаком с ними раньше, и ничего хорошего в этом знакомстве не было.
— Уверен?
— Абсолютно. Мало того, я думаю, нам пора уносить отсюда ноги.