Оля снова заскрипела ножницами, а гостья принялась оглядывать комнату. Здесь было чисто, довольно уютно, но каждая деталь обстановки свидетельствовала о бедности, в которой живут здешние обитатели. Дешевые тюлевые занавески, кровать, застланная блеклым льняным покрывалом, попавшим сюда прямо из шестидесятых годов. Еще советской поры телевизор, обшитый полированным деревом – Наташа сильно усомнилась в том, что он работает. Было не похоже, чтобы хозяйка в последние годы что-то покупала. «А на что покупать? – подумала Наташа, все больше проникаясь жалостью к девочке. – На жалование библиотекаря? А ее брат тоже живет небогато, хотя по сравнению с ней, конечно… Да, Анюта нашла себе подругу по душе. Она тоже была равнодушна к вещам, просто на удивление».
Девочка стала потихоньку напевать себе под нос. По всей вероятности, она успела забыть о гостье. А Наташа, продолжая осматриваться, невольно вспомнила то, что услышала всего полчаса назад. «Стерва? Прикидывается тихоней? Да, такую женщину, как эта библиотекарша, Людмила должна была возненавидеть с первого взгляда. Полная несовместимость! Конфликт духа и материи… Но что она плела насчет того, что Татьяна сознательно замалчивает какие-то сведения о смерти Анюты? Надо глубоко ненавидеть человека, чтобы такое сказать! Правда, я еще не слышала, как она говорит обо мне – наверняка еще хуже…»
Ее передернуло. Она вспомнила, что муж намекал – многие решат, будто смерть сестры ей на руку, ведь наследство делить не придется. Благодатная почва для сплетен… Мысли снова вернулись к Людмиле. «Что с ней делать? Поверить ей на слово насчет ребенка я не могу. Это было бы несусветной глупостью. Есть некоторая вероятность, что эта правда, ну а если меня просто берут на испуг? Ведь, когда я продам дом и поделю деньги, обратного хода для меня уже не будет, даже если спохвачусь. Значит, нужно выяснять, кто отец… Посоветоваться с юристом. Это лучше сделать в Москве. Так, что еще?»
В замке повернулся ключ, хозяйка вернулась с покупками. Оля требовательно подняла руку и, получив чупа-чупс, снова занялась своим рукодельем.
– А откуда вы вообще узнали, что у нее был парень? – спросила Татьяна, начиная разбирать пакеты. – Кто-то сказал? Их видели вместе? Может, просто хотят оговорить Анюту? Уверена, что слух распустил Егор! Вряд ли он простил ей отказ!
Наташа уклончиво сообщила, что теперь уже знает об этом из двух независимых источников, и стала прощаться. Хозяйка попыталась было ее удержать, снова предлагала чай, спрашивала, куда она так спешит? В ее глазах металось беспокойство, она явно была возбуждена. Наташа с трудом сумела от нее уйти, и получилось не очень вежливо. Уход был скорее похож на бегство.
«Однако, как она беспокоится об Анютиной репутации! – думала Наташа, шагая в сторону станции. – Просто с ума сходит от одной мысли, что у Анюты была какая-то личная жизнь! А я была бы этому рада, если бы все не кончилось так плачевно. Нет, с этим типом я поговорю. Даже если он вообще ни в чем не виноват, поговорю! Хотелось бы знать, почему он проигнорировал похороны?! Там все лица были знакомые, и никто на героя-любовника не тянул!»
Она решила осуществить идею, которая только что пришла ей в голову. Конечно, расспрашивать о сестре всех соседей было попросту немыслимо. Во-первых, это в самом деле, ударило бы по Анютиной репутации, пусть даже посмертно. Сам вопрос был уж очень щекотливым. Но можно было поступить иначе – дождаться, пока тот, кто видел девушку с кавалером, скажет об этом сам, в разговоре, – как это сделала Людмила. Правда, она пока отказалась что-либо прояснить, но Наташа была твердо убеждена – вечером та не выдержит и все выболтает. А сейчас она собиралась навестить пятачок у вокзала, где стояли такси. Там дежурили старые приятели Ильи, и они хорошо знали Анюту. Когда та шла на рынок, всегда подходила к брату, если он был в это время на стоянке. Они могли что-то заметить… У таксистов, как правило, глаз наметанный, и уж они-то не упустили бы из виду сестру Ильи, гуляющую с каким-то парнем. «А если вблизи дома они не гуляли, значит, делали это где-то в другом месте, поодаль. Начать следует со станции. Вдруг повезет?»
Ее узнали, и это было неожиданно приятно. «Сколько угодно я могла думать, что все связи порваны, но вот со мной здороваются местные таксисты – и у меня на душе так тепло… Будто кошка легла на грудь».
– Как дела? – приветствовал ее коренастый парень, неуловимо похожий на Илью. Он протянул ей руку, и Наташа приняла рукопожатие.
– Хорошо, – в тон ему ответила она. – Насколько это вообще возможно.
– Знаю, – кивнул тот. – Сочувствую.
Пустые, дежурные слова, но она чуть не расплакалась. Улыбаясь сквозь слезы, оглядела площадь, стариков, торгующих газетами, сосисками, фиалками… «Это мое место, мое детство. Это мое-мое, пусть даже я сбежала отсюда!»
Странные, сентиментальные мысли, удивительное ощущение уюта – как запах родного дома, который невозможно разложить на компоненты.
– Анюту похоронили, – сказала она, разглядывая площадь сквозь цветную призму слез.