Зеркало сновидений

Ну конечно же! Это время во сне Эл сжалось, выбросив всё ненужное: миг — один эпизод закончился, начинается другой. Переход настолько резкий, что сильно ощущается нехватка рекламной паузы.

Я стою на каком-то возвышении, по правую сторону от резного деревянного трона; по левую стоит ещё один мальчик в лиловом. Я узнаю его: он ухаживал за Эл чуть меньше года назад. Там он чуть младше меня: здесь нам обоим по пятнадцать.

И чтобы понять, кто сидит на троне, мне не нужно даже поворачивать голову.

Но я всё же не могу удержаться.

Хороша, ах, хороша! Что ж, если Эл — хозяйка этого сна, то она без труда может присниться себе ещё более красивой, чем на самом деле. Сейчас она похожа на египетскую кошку: изящные руки, точёные плечи, смуглая блестящая кожа… Тонкие пальцы лениво перебирают бусины нефритового ожерелья на груди… В каждом жесте, в каждом вздохе — истинно кошачья расслабленная готовность к прыжку. Внизу, там, где начинаются каменные ступени — целая стая мышей; выбирай любую, а потом говори, что выбор тебе подсказали боги.

Я в этот ассортимент не вхожу. Моё место — за троном.

Я даже отсюда вижу Матула: его трудно не заметить. Могучий военачальник стоит в первом ряду, буравит свою жрицу тяжёлым взглядом. Только нет в этом взгляде уверенности: в развороте головы — есть, в необъятно широких плечах и спине — есть, во всём, что могут видеть стоящие за ним — есть. Только в глазах нет.

Одно мановение тонкой руки, лёгкий звон серо-зелёных браслетов — и шум человеческого моря внизу стихает. Жрица поднимается с трона.

— Возлюбленные мои подданные! — голос у неё чуть более низкий, чем тот, к которому я привык. — Боги сегодня говорили со мной! И перед тем, как донести до вас их весть, я…

— Ты послушаешь меня, жрица!

Это — голос Матула. Он выходит вперёд, поднимается на ступени перед троном, и кажется, что его плечи в кожаных доспехах полностью закрывают Эль-Мари от толпы. Взволнованные люди недовольно шумят, и этот гул всё нарастает; но тогда от стен отделяются воины Матула, дотоле скрывавшиеся в тенях от факелов, неотличимые от гранитных статуй. Они бьют в щиты рукоятями своих ятаганов, и лязг перекрывает человеческие голоса. Да вот уже и нечего перекрывать: люди смолкли в испуге, столпились в центре зала, прижались друг к другу. Это уже не мыши, а овцы, которым волк гораздо страшнее кошки.

Мне видно лицо Матула: на нём написано торжество. Все люди сгрудились в кольце воинов, запертые за забором из стальных лезвий. Только мы трое остались за его пределами: так что же мне делать, чтобы спасти обожаемую жрицу, вырвать её из рук злодея?

Мне — ничего. Не перекричать мне стальной звон, не одолеть огромного Матула. Мне не сделать и шага из-за трона. Моя роль уже сыграна: я сделал всё, что волей Эл должен был успеть в её сне. Молодой слуга заставил грозного военачальника совершить всего один просчёт, и в храм проник некто незваный, но долгожданный. И мои глаза вместе со взглядом Эль-Мари устремляются туда, где стройный юноша в плаще с капюшоном песчаного цвета вынимает из-под складок плаща… нет, не меч, не кинжал, а гитару.

Впрочем, здесь она называется домброй.

Его тонкие пальцы легко прикасаются к струнам, но первый же аккорд заглушает лязг сотни мечей. Он не громче их, нет: он просто не позволяет их слышать. И поздно открывает рот в крике Матул: в храме больше нет места ни для каких звуков, кроме волшебных переливов музыки. Не солгала народная молва: пришёл тот, против кого оказалось бессильно оружие…

Но это не тот. Это та.

Та, которая своей игрой завораживает любое сердце — в том числе и Эл. Та, для которой ни одна дорога не окажется слишком трудной и далёкой, потому что дорога — вся её жизнь. Та, искать которую я отправился в чужие сны — и нашёл.

И ещё до того, как жёлтый капюшон упал с головы, я знал, что увижу под ним…

Шорох. Треск. Грохот. И холод, смертельный холод.

С потолка рушатся камни, давя людей и тут же скрывая их в облаках пыли. А затем, со скрежетом продравшись сквозь пролом, на пол опускается исполинский белый дракон.

Больше не звенят ни мечи, ни струны: вокруг слышатся только крики. Вопли ужаса тех, кто успел отскочить к стенам; предсмертные хрипы несчастных, погребённых под обрушившимися камнями или подмятых огромной тушей. Дракон медленно поворачивает голову на длинной шее, и вокруг разносится скрип — словно сотни ножей скребут по стеклу. Люди под его взглядом замирают на месте, не в силах сделать и шагу от страха…

Но нет, не только кровь застывает в жилах каждой жертвы чудовища: всё её тело покрывается льдом. Тем самым льдом, из которого создан гигантский дракон, неведомо откуда появившийся в мире жары и солнца. Волны холода расходятся вокруг него, и инеем покрываются плиты храма; некоторые из них не выдерживают и трескаются, но даже сквозь этот оглушительный шум слышны крики умирающих.