Зеркало сновидений

— Я не убийца, — сказала Соня угрюмо. — Мне было сложно… решиться. Мой отец умер на каторге. Я не хотела попадаться. Я просто была в доме, ну… работала, как обычно. На меня никто не обращал внимания. Впрочем, на меня и так никогда не обращали внимания… Но я готовилась. Читала газеты, например: кого как убивают. А потом я стала понимать, что у меня ничего не выйдет. Я присматривалась к кое-каким ядам, но ведь отравление не скроешь. Человек умирает, открывается следствие, рано или поздно меня поймают. И тут вдруг пошли разговоры о сне, в котором появлялась мертвая женщина в подвенечном платье. Барышня как раз нашла такое платье, и я решила — была не была… — Соня сморщила нос. — Я хотела понять, смогу ли я убить. И решилась.

— Вы нарочно так подгадали, чтобы поднос Лизе несла Глаша, чтобы в случае чего все свалить на нее?

— Нет, все получилось само собой. Отравить барышню оказалось очень легко, я подсыпала яд в сахар, а потом разбила сахарницу, как бы случайно, чтобы другие не отравились. Труднее всего было переодевать ее, мертвую, в платье тогда, ночью… Очень неприятно.

— Постойте. Так она не надевала платье?

— Нет. Оно ей не понравилось, когда она его рассмотрела. Она собиралась его выбросить, и я поняла, что надо торопиться. Словом, она умерла, и никто даже не заподозрил, что ее убили. Я стала думать, что так можно извести всю семью, но тут меня оскорбил этот студентик… Я разозлилась и столкнула его с лестницы. Я не соображала, что делаю, но потом другие вспомнили о том, что била пушка, которая отмечает полдень… Получалось, что я исполнила и второй сон. Только сны меня больше не устраивали — они меня стесняли. Я думала: вдруг они прекратятся или в третьем сне будет кто-то, кому я не желала зла. Я все больше и больше склонялась к тому, что достаточно просто отравить всех Левашовых и скрыться, и ни к чему дополнительные сложности. Но тут началось следствие, слуги сделались ужасно подозрительными, следили друг за другом… Меня никто не подозревал, но я же понимала, что это временно. А когда я наконец решилась, появился этот ничтожный студент и все испортил…

Она всхлипнула и полезла за платком. Следователь долго молчал, прежде чем задать следующий вопрос.

— Соня, вы же вовсе не глупая женщина. Разве вы не понимаете, что Наталья Андреевна и ее дочери не имели никакого отношения к гибели вашей семьи?

— Мои братья и сестры тоже не имели отношения к Кириллу Степановичу, — ответила Соня холодно. — Но они погибли из-за него. — Она хлюпнула носом. — Зря я так долго ждала, зря колебалась. Надо было сразу накормить их всех ядом, прихватить драгоценности и сбежать куда-нибудь подальше. С деньгами бы меня никто никогда не нашел.

Глава 31 Письмо

Через три часа отплытие. Первая остановка в Кронштадте, а потом…

Запустив всю пятерню в волосы, Сергей Васильевич взъерошил их и задумался над тем, брать ли с собой сюрикэны [18]. Само собой, для всякого порядочного путешественника сюрикэны — очень важная и нужная вещь, можно сказать, предмет первой необходимости, особенно если он отправляется на край света, чтобы прихлопнуть врага своей страны.

«Прихлопнуть, — мрачно помыслил Ломов, засовывая-таки сюрикэны в чемодан, — прихлопывают муху, и то за ней приходится хорошенько побегать… а уж наша мишень так просто не дастся, будьте благонадежны…»

Он уловил шаги за дверью и резко обернулся. Негромко постучав, вошел денщик и замер на пороге.

— Ну? — нетерпеливо спросил Сергей Васильевич, — кто там, тетушка, что ли?

Едва заметный кивок. Человек, который экономил слова, судя по всему, предпочитал экономить и жесты.

— Время еще есть, — буркнул Ломов, закрывая чемодан. — Зови ее, что ли…

Он был почти уверен, что Евдокия Петровна явилась к нему, чтобы рассказать ему подоплеку преступлений, совершенных в доме Кирилла Левашова. Но Сергей Васильевич уже получил от Амалии письмо с полным изложением обстоятельств, так что они интересовали его еще меньше, чем прошлогодний снег.

Тетушка вошла в гостиную, посмотрела на чемоданы, на замкнутое лицо своего племянника, старательно выдавливавшего из себя сердечную улыбку и слова приветствия, и взгляд ее приобрел какое-то странное, потерянное выражение. Губы дрогнули, словно она собиралась вот-вот расплакаться. Сергею Васильевичу стало не по себе.

— Ты уезжаешь? — спросила Евдокия Петровна с такой мукой, с такой болью, что у него сжалось сердце.

Он собрал все свое мужество, чтобы с преувеличенной бодростью ответить:

— Да. Старый полковой товарищ зовет в гости, поохотиться… Гхм!

Сергей Васильевич прочистил горло, собираясь продолжать дальше и привести, если понадобится, еще множество подробностей о человеке, который существовал только в его воображении.

— Товарищ? — Голубые глаза тетушки были прикованы к его лицу. — И как же его зовут? Может быть, баронесса Корф?

Ломов беспокойно шевельнулся.

— Тетушка, я не знаю, что вы себе придумали, но могу поклясться, что я и баронесса Корф…