Зеркало судьбы

— Никто. Как умер последний из Рейнольдсов, так дом и стоит пустой.

— Ну так, может, я туда вселюсь? — робко предложил Эван. — Чтобы вас не стеснять?

— Нет, — сквозь зубы процедил Уиллиг. — Плохое место.

И ни на какие вопросы больше не отвечал.

2

За ужином говорили в основном о новой железной дороге от Вольдена до столицы. Точнее, говорила Мод, жена Уиллига — молодая, рыжеволосая и невероятно жизнерадостная. Восхищалась железнодорожным мостом через реку Блай — такой, мол, красивый, тонкий, как паутинка, — жалела, что охранники никого не подпускают посмотреть на него поближе. Раз десять повторила, что в воскресенье она уж точно пойдёт на новый вокзал посмотреть на отправление первого поезда. Эван рассеянно поддакивал, не забывая подливать в стакан дрянненький бренди.

Ночью Эван долго пытался уснуть, ворочаясь на продавленном диване. В комнате было душно. С пыльных портретов хмуро таращились предки четы Уиллигов, где-то в бесприютной темени на просторах пустоши тоскливо выла собака.

Мод и Уиллиг шептались о чём-то за тонкой стенкой. Потом заскрипели пружинами кровати. Клопы им, что ли, покоя не дают, — раздражённо подумал было Эван — и покраснел. Господи, стыдно-то как!

Он кашлянул, давая понять, что не спит. Кашлянул громче. Какое там.

Эван торопливо сунул ноги в разношенные штиблеты, сорвал с гвоздя пальто. Оставаться здесь, через стенку от чужой радости, было просто невыносимо.

Снаружи было холодно. И хорошо. На небе сверкали звёзды, каких не увидишь в городе — яркие и неправдоподобно крупные. Хрустела под ногами присыпанная инеем трава, сухие стебли вереска цеплялись за одежду.

Нет, если уж хоронить себя в этой глуши, то надо быть последовательным. Не портить людям настроение своей унылой рожей, а вселиться в мёртвый брошенный дом.

За невысокой оградой виднелся запущенный, разросшийся сад. Эван толкнул калитку, и та с жалобным визгом подалась вперёд. Ветер пробежал по траве, заскрипели ветви осин. А ведь жутко! Как в детстве, когда бабушка рассказывала истории о красных колпаках, злобных гномах паури, которые караулят запоздалых путников в развалинах замков на пустошах.

Тропинка вывела Эвана ко входу в особняк — и он невольно замер, глядя в тёмный проём распахнутой настежь двери. Нет, что-то и впрямь было не так с этим домом. Хотя стёкла в окнах были целыми, и кирпичные стены, казалось, простоят ещё не одно столетие.

Что-то тёмное мелькнуло в густой траве. Эван резко обернулся — но, конечно, никого не увидел. Рассердился на себя: надо же было так упиться! Красные колпаки ему мерещатся, видите ли. Древнее зло пустошей.

Нет, настоящее зло — оно другое. Оно в извиняющемся шёпоте Иды, в невежестве и трусости…

В чём ещё — додумать не удалось. Что-то обожгло висок. И стало темно.

* * *

Эван открыл глаза. Попробовал вдохнуть — и не смог.

— Тихо! — просвистел чей-то голос прямо над ухом.

Естественно, Эван пренебрёг этим разумным советом и заорал. Точнее, попытался — из горла вырвался только хрип.

Очень кстати выползла из-за туч луна и осветила ситуацию во всей её неприглядности. Он лежал на траве, жёсткой и холодной. А на его груди сидела какая-то косматая тварь размером с лисицу и таращилась на Эвана равнодушными жёлтыми глазищами.

— Кто ты? — всхлипнул Эван.

Тварь широко улыбнулась и выхватила из-за пояса нож. Лезвие коснулось шеи. И Эван с ужасающей ясностью понял: это всё. Больше ничего не будет. И успел выкрикнуть — отчаянно и безнадёжно:

— За что?

Тварь замерла.

— Ты пришёл в мой дом, — проговорила она хриплым, но вполне человеческим голосом. — Я убиваю людей. Этого мало, что ли?

— Да! — прохрипел Эван, чувствуя, как щекотная струйка крови побежала по шее. — Отпусти меня! Я никому не скажу!

— О чём? — удивлённо спросила тварь, усаживаясь поудобнее. — Что тебя, шестифутового идиота, вырубила девчонка ростом тебе по колено? Хвастать тут нечем, согласна.

— Тебе же всё равно, кого убивать? Ведь правда?

— Пожалуй, — жёлтые глазищи впились в его лицо.

— Не надо меня, пожалуйста. Я могу…

— Ну?

Привести другого, — чуть не сорвалось с губ. Нет, а что? Она же сама сказала — ей наплевать…

— А, к чёрту, — выдохнул Эван и крепко зажмурился. — Убивай. Хуже не будет.

— Экзистенциальный кризис? Ах, как некстати, — усмехнулась тварь — но нож от шеи убрала. — Мне ведь, милое дитя, действительно всё равно. Раз уж ты у нас не такой, как все эти жалкие людишки, и твоя жизнь уникальна и бесценна — замани сюда кого-нибудь, кто действительно заслуживает смерти. Согласен? Ну и славно. Приходи с утра. Поговорим.

Паури спрыгнула в траву. Эван дотронулся до шеи, посмотрел на пальцы, окрашенные тёмным, всхлипнул — и лишился чувств.

3

Очнулся он уже утром. Как ни странно — в своей постели, хотя и полностью одетый. Путь домой память милосердно не сохранила, да и воспоминания о ночной прогулке были, мягко говоря, расплывчатыми. Очевидным было одно: вчерашний бренди впрок не пошёл.

Впрочем, стоило бросить взгляд на часы, и мысли о паури вылетели из головы мгновенно. Хорош врач — в первый же день опоздать на приём!