Зеркало Вельзевула

По старому петербургскому двору, тяжело, медленно ступая, шел высокий сутулый человек в куртке с низко опущенным на глаза капюшоном. Возле одного из домов он остановился и стал спускаться по выщербленной каменной лестнице, ведущей в подвал. Внизу, возле подвальной двери, копошился какой-то мальчуган лет восьми.

– Что. Ты. Здесь. Делаешь? – протяжно, глухим голосом проговорил человек в капюшоне.

– Дяденька, у меня туда мячик закатился! – проговорил мальчуган и обернулся к незнакомцу.

Лицо его вытянулось и побледнело.

– Пошел. Прочь, – отчеканил человек в капюшоне.

И мальчика словно ветром сдуло.

Он взлетел по каменным ступенькам, прошмыгнул мимо незнакомца и бросился наутек – через двор, через улицу, дальше, дальше, как можно дальше…

Потом он и сам не мог объяснить, что его так напугало. Лицо того человека? Но он его даже не успел разглядеть…

А человек в капюшоне спустился по лестнице, подошел к двери, открыл ее большим ключом с фигурной бородкой, вошел в подвал и запер дверь за собой.

В подвале было темно, как и должно быть в подвале, где нет окон, но человека в капюшоне темнота ничуть не смущала, наоборот, она его вполне устраивала, она была его привычной средой обитания. Тем более в этом подвале, который он, видимо, знал как свои пять пальцев.

Человек в капюшоне достал из кармана коробок длинных каминных спичек, привычным жестом зажег одну из них, привычным жестом протянул руку в темноту – и от спички загорелись одна за другой три черных свечи в тяжелом серебряном канделябре.

Человек в капюшоне поднял канделябр высоко над головой, осветив подвал.

На первый взгляд это был самый обыкновенный подвал, каких сотни в старых домах по всему городу. Голые кирпичные стены, каменный пол, на котором кое-где тускло отсвечивала затхлая вода, какие-то ржавые трубы и провода. Из общего ряда выбивался только небольшой столик черного дерева – тот самый, на котором до сего момента стоял тяжелый канделябр. А еще в глубине подвала виднелась старая, изъеденная древоточцами деревянная дверь.

К ней и направился человек в капюшоне.

Он достал из кармана еще один ключ – такой же старый, как первый, вставил его в замочную скважину, открыл дверь и вошел во второе помещение.

Эта часть подвала разительно отличалась от первой. Кирпичные стены были завешены тяжелыми драпировками из черного бархата, тут и там на них висели зеркала в массивных темных рамах, гравюры и картины. Картины были странные. Они изображали сцены средневековых казней и пыток – женщина, корчащаяся в пламени костра; повешенный в петле; палач с поднятым мечом, собирающийся обезглавить очередного несчастного…

Посреди просторного помещения возвышалось нечто вроде алтаря из черного гранита, на котором лежал некий большой предмет, накрытый черной тканью. Некий предмет, отдаленно похожий на человеческое тело. По сторонам от него стояли четыре канделябра с черными свечами, похожие на тот, который держал в руке человек в капюшоне.

Он обошел алтарь по часовой стрелке, одну за другой зажигая свечи в канделябрах. В подвале стало значительно светлее, но свет был какой-то странный и зловещий.

Человек в капюшоне поставил канделябр на алтарь и подошел к большому кованому сундуку, открыл его очередным ключом, откинул крышку и опустился на колени.

Склонившись над сундуком, он извлек из него черную, отделанную серебром хламиду, странный головной убор из птичьих перьев, серебряную маску, два настольных зеркала, огромную книгу в потертом кожаном переплете и шкатулку слоновой кости.

Поднявшись на ноги, человек сбросил неказистую куртку и облачился в бархатную хламиду, надел маску и головной убор. Теперь вид у него был странный – фантастический, пугающий и одновременно величественный.

Он поставил зеркала на противоположные концы черного алтаря, между пылающими канделябрами. Туда же он положил книгу и поставил шкатулку.

Закончив эти приготовления, он открыл шкатулку, достал из нее хрустальный бокал, небольшой серебряный кинжал и флакон рубинового стекла. Отвинтил колпачок флакона и накапал в бокал несколько капель темно-красной жидкости. Затем закатал левый рукав хламиды, порезал запястье серебряным кинжалом. Из раны тонкой струйкой потекла кровь. Он подставил бокал и подождал, пока тот не наполнится на две трети. Затем добавил еще несколько капель из флакона.

Жидкость в бокале начала дымиться. Человек поднял бокал и сделал глоток. Затем снова поставил на алтарь, открыл книгу и начал читать глухим негромким голосом:

– Услышь меня, Аббадон, властитель бездонной, непроглядной тьмы, из которой мы пришли и в которую вернемся в конце времен! Услышь меня!

Словно ветерок пробежал по темному помещению, качнув языки пламени многочисленных свечей.

– Услышь меня, Абигор, черный всадник на черном неутомимом коне из конюшен ада! Всадник, который скачет в ночи, чтобы ни одна живая душа не избежала расплаты! Услышь меня!

И снова порыв ветра пробежал по помещению. Зеркала, стоящие на алтаре, помутнели, словно кто-то невидимый дохнул на них жарким и влажным дыханием.