Зеркало войны

Хурмах был доволен. Подарил ей браслет с бриллиантами, отчего Шарлиз разрыдалась. И честно призналась кагану, что по законам Степи – да. Она его жена, раз он сам так пожелал.

А по законам всего остального мира?

Она – шлюха, ее ребенок – ублюдок… только беременность помешала Хурмаху залепить наложнице пощечину, но ведь это была чистая правда!

Гадкая, неприятная, ненавистная, но правда! Которую ничто не может отменить.

Хурмах пообещал подумать над этим вопросом и приказал тщательно заботиться о Шарлиз. Вот и мучилась женщина.

Да и токсикоз начался буквально через два дня, тошнило ее даже от пролетавшей мимо мухи, а летало их больше, чем достаточно..

Когда ее повели к кагану, Шарлиз ничего хорошего не ожидала. Что может быть хорошего при такой жизни? Да ничего!

И служителя Брата в привычных темных одеждах, со знаком Храма на груди – тоже не ожидала.

Каган был один, Шарлиз втолкнули в шатер, и та привычно упала на колени.

– Мой господин…

– Поднимись, Лиз.

Даже имя ее каган сократил так, как ему нравилось.

Шарлиз встала с колен, но глаз на мужчину не подняла. Если он увидит, что она чувствует, тут и ребенок не поможет. Ее точно казнят.

– Повинуюсь моему господину.

– Сейчас этот человек окрутит нас по вашему обычаю.

Шарлиз открыла рот.

– А… э…

Больше ничего выговорить и не получалось. В зобу дыханье сперло, не иначе.

– Иди сюда. А ты, долгополый, читай свою молитву…

Прислужник оказался не дураком.

Не стал говорить, что каган другой веры, не стал напоминать про крещение и прочие обряды. А просто вздохнул – и достал молитвенник.

– Благословите, отче, – опомнилась Шарлиз.

– Да пребудет в твоей душе мир, дочь моя, – откликнулся прислужник.

– Аэссе.

Ритуал был исполнен,  расспросы продолжились дальше. Ритуальные.

– Доброй ли волей идешь ты за этого мужчину?

– Да, отче.

– Доброй ли волей ты, господин, берешь в жены эту женщину.

Хурмах кивнул.

Каган не был дураком. Отнюдь.

И собирался править, долго и счастливо, на своей земле. Сначала он хотел голову оторвать наглой девке. Ну хоть избить ее до синяков. А потом призадумался.

Верить в Брата и Сестру?

Да плевать ему на обоих! Три раза. Но почему бы и не проделать эти ритуалы? Не жениться по местному обычаю?

И его сын от принцессы будет законным королем.

А своим людям говорить и не обязательно. Приказать найти местного прислужника или служителя, кто попадется, и привести. У баб в тягости бывают разные капризы, а мужчина всегда потакает желаниям любимой женщины. Да и просто – женщины. Вот родит, тогда и поучить можно, а пока носит – пальцем ее не тронь. Это заветы от предков…

Так степняки и сделали.

Служитель бормотал молитвы, а потом захлопнул книжку, повернулся и сказал:

– Объявляю вас мужем и женой. Благослови вас Боги.

Хурмах кивнул.

– Ты сейчас пойдешь в обоз. Тебя будут стеречь, там и останешься. Если мне потребуется свидетельство о нашем браке… ты понял?

– Да, господин.

Хурмах хлопнул в ладоши, вызывая стражу, и приказал увести служителя. Беречь, стеречь, не выпускать.

Полог шатра схлопнулся за мужчинами, и Шарлиз упала на колени.

– Благодарю вас, господин! Всей душой благодарю…

– Ты родишь мне сына, – уверенно произнес каган. – Короля. А сейчас – иди. Бурсай ждет.

Шарлиз поклонилась и выпорхнула из шатра.

Она еще не понимала, что произошло, но ведь она – законная жена, правда? А это совсем другое, чем просто наложница.

Или нет?

Меланхолия не вернулась даже через пару часов, когда Шарлиз, расспрашивая служанок, узнала, что в Степи это обряды стоят дешевле лопуха.

Хоть ты обмолись, а пока тебя кругом огней не проведут, и коней в выкуп не отдадут – ты не жена. Девка, наложница, подстилка…

Изменилось что-то только для Шарлиз. Но ведь по законам Ромеи она единственная жена кагана!

А вот по каким законам она жить будет?

Этого женщина еще не знала. Но привычно надеялась на лучшее.

Матильда Домашкина

– Бiля млину – калина,

Бiля ставу – верба.[23]

Сегодня для импровизированного концерта Матильда выбрала группу «Самоцветы». Еще ту, старую, советскую.

Как ни относись ты к советской культуре, как ни плюйся в Советский Союз, одно – неоспоримо.

Там на сцену выходили, чтобы петь, а не чтобы навтыкать себе перьев в попу и трясти перед всеми своим грязным бельем. И в песне обязаны были присутствовать музыка, текст и смысл. А не просто так – бумц, тынц, бабарынц. Матильда сама не против была подергаться на дискотеке под что-то ритмичное, но зачем это называть песней? Так, подплясовка…

Люди слушали с удовольствием.

Ольга Викторовна появилась примерно через двадцать минут, уселась на скамейку, и как в детстве, закусила рожок с мороженым.

Не-ельзя-я-я, попа отрастет, килокалории покусают, углеводы атакуют…

Так и не надо – постоянно. Но иногда, идешь ты, и понимаешь, что – НАДО! Вот так, усесться на скамейку, наплевав на все колготки, сбросить дизайнерские туфли и с наслаждением облизать дешевенький вафельный рожок. И на миг вспомнить детство.

Что люди подумают?

Пусть завидуют молча!

Так Ольга Викторовна и поступила.