Подплывут поближе, а потом как вскочат человек пять с луками, как перестреляют всех аллодийцев! Только и останется им, что плоты развести в стороны, невелик труд.
– Я поплыву им навстречу, скажу, чтобы причаливали. А ты подай сигнал тревоги.
Ресон кивнул и высек искру на промасленный сверток. Тряпки, солома, еще что-то горючее. Им всем такие выдали, мало ли, сигнал подать надо? И сейчас – мужчины знали, в лагере, неподалеку, поет рог, солдаты вскакивают на коней и несутся к реке.
Вверх взвился целый столб дыма.
Плот пока не подожгли, но шансы есть.
Арман тем временем оттолкнулся веслом от плота, и поплыл вперед. Не подпускать же предполагаемого врага на расстояние выстрела?
Вверх по течению грести труднее, а вниз по течению сложно остановиться. На плотах увидели лодку, заметались, попробовали затормозить – получилось плохо, но шесты в дно смогли воткнуть даже бабы, навалились втроем-вчетвером, удержались.
И ждали.
Никогда так на Армана не смотрели.
С надеждой, со слезами счастья, с… и выражения-то такого нет. Он для этих людей на долю секунды стал символом свободы и безопасности.
Добрались?
Правда же, добрались? Все страшное позади, все уже прошло? Они среди своих?
– Кто такие? – Арман не поднимался пока на плот, пришвартовался рядом.
– Аллодия. Гвардия короля, – коротко ответил один из лежащих мужчин.
– Да? – не поверил Арман. – И что ж тут делают гвардейцы?
Недоумение было вполне оправданным. Одно дело слышать про некоего Торнейского с гвардией, а другое – столкнуться нос к носу. Вот и не признал.
– Мы из отряда маркиза Торнейского. Нам надо к Симону Равельскому.
Не был бы гвардеец так измотан, никогда не стал бы пререкаться и объяснять. Отдал бы приказание, да и все. Но несколько дней путешествия на плоту измучили мужчину.
Раны, воспаление, лихорадка, скудная пища, сырость от воды… куда уж тут ругаться – не помереть бы. И гвардеец был не одинок в своих мучениях.
Арман кивнул на берег.
– А раз так, господа хорошие, причаливайте. Сами понимаете, военное положение, эвон мой товарищ сигналку поджег, сейчас сюда народу набежит. И помогут, и доставят. Вы ж сопротивляться не будете?
Конечно, не будут! Наоборот!
Люди со слезами счастья на глазах налегли на шесты, направляя плоты к берегу.
Добрались!
Свои! Наконец-то свои!!!
Когда выяснилось, что это не происки степняков, Арман перевел дух. Хотел было расспросить людей, но куда уж там!
Приплывших со всем уважением устраивали в телегах. Суетился рядом лекарь, причитая над ранами и перевязками…
Командир хлопнул Армана по плечу.
– Молодец!
– Рад стараться, – вытянулся Арман.
– Я тебя отмечу, – кивнул десятник.
Арман кивнул.
– Благодарю, господин!
– У тебя еще сколько в дозоре?
– Часа два осталось.
– Я скажу, чтобы вас поменяли. Три дня отдыха.
– Благодарю, господин.
Хоть и невелико начальство, а что-то и десятник сможет сделать. А отдых – это хорошо. Выспаться можно, поесть, может, даже в город наведаться, к услужливым девкам. Они хоть и задрали цену на свои услуги, но пара монет у Армана уже по карманам звенела. И Симон не скупился, и подзаработать чуток удалось…
Скорее бы эта проклятая война кончалась…
Когда в кабинет градоправителя влетел Ханс Римс, Симон чуть вином не подавился.
Секретарь у него никогда себе ничего подобного не позволял. Даже когда к Симону явилась жена и застала его огуливающим любовницу прямо на рабочем месте, Ханс выглядел безукоризненно. И баб разнял, и начальство потом лечил от царапин.
А тут!
Волосы дыбом, глаза горят…
– Ханс?
– Господин! По реке пришли плоты, на них часть людей Торнейского! Голубь прилетел с заставы, там гвардейцы, там Сашан Риваль…
Симон подскочил на полметра вверх. Вино окончательно разлилось, придавая градоправителю вид записного пьяницы, да и плевать на него!
– Где?!
– На заставе с плотами.
– А люди где?
– Их везут сюда.
Симон посмотрел дикими глазами.
– Думаешь, Торнейский погиб?
– Да непохоже. О таком и сказали бы, и написали. Простите, господин…
Симон махнул рукой на все титулы. Ханс приходил в себя, а вот Симон, наоборот.
– К воротам!
Ханс понимал господина. Сам бы на месте не усидел. И не усидит! Господин сказал – к воротам? Значит, Ханс должен сопровождать господина. Обязательно!
К воротам идти пришлось пешком, даже градоправителю. Ни на лошади, ни в карете, ни на телеге по городу было не проехать. Кое-как справлялись с перевозкой грузов ослики и мулы. Ну и люди таскали. Равель укреплялся для обороны, степняки – всадники, значит, надо лишить их этого преимущества. И строились посреди улиц баррикады, делались завалы, разбирались мостовые.
Шервуль с ними, с ямами, живы будем – починим, помрем – все степнякам проблем больше.
Обоз с ранеными Симон встретил у стен города. И тут же увидел Сашана Риваля.
Родная жена бы сотника не признала, всего в бинтах, с перевязанным лицом – рассекли в последней схватке, а вот жаждущий новостей градоправитель – признал. И ждать не собирался.
– Сашан Риваль!
– Ваше сиятельство, – попробовал дернуться сотник.