Зеркало войны

Конь – животное умное. И когда по нему начинают стрелять из арбалетов, у него инстинкт один – унести ноги подальше от драки. И всадника заодно.

А берег неровный.

А местность гадкая.

Лошади спотыкались, падали, натыкались друг на друга, калеча и себя и всадников, кричали от боли, люди кричали тоже, кто от боли, кто атакуя.

Началась резня.

И Давель, который ехал впереди, просто не успел ничего сделать. Даже удрать не получилось.

Он ехал в первых рядах, арбалетчики по ним и били первым залпом, чтобы не вздумали тронуть вперед коней и стоптать Рида с его людьми. Это второй и третий залп пришлись уже по середине строя степняков, а первый-то…

Его лошадь упала, сраженная очень удачным выстрелом, а Ренар не успел выдернуть ноги из стремян. Конь придавил его к земле.

Ренар дернулся раз, два, а потом понял, что все бесполезно и затих.

Если победят свои – его освободят.

Чужие?

Надо попробовать притвориться мертвым.

В любом случае, лучше не дергаться. Что Ренар и сделал. Просто наблюдал – и приходил в ужас.

* * *

А Рид выплескивал всю боль от потери друга, почти отца. Все горе, всю злость он сейчас изливал на степняков, и меч с кинжалом в его руках не уставали собирать свою кровавую жатву.

Да и остальные солдаты не уступали своему командиру.

Шаг вперед, подсечь коню ноги, сдвинуться чуть в сторону, пропуская тушу животного, не глядя отмахнуться кинжалом, и снова – вперед.

Падают люди, падают руки, головы, Рид чувствует себя, словно дровосек, на лицо брызгает алым, острая боль обжигает щеку, но ему все безразлично. Перед ним не люди.

Перед ним лес, и этот лес он должен пройти до конца.

А что ветви шевелятся, кричат, проклинают его…

Рид даже не сразу понял, что кричат степняки.

Черный волк.

Ему было безразлично.

Здесь и сейчас он просто убивал. А что там кричат овцы, которых режут… вот уж что не интересует волка.

Рид даже не понял, когда лес кончился. И только оглянувшись, сообразил, что врагов больше нет. Впереди их нет.

А позади…

В этот день песок на берегу Интары из желтого стал красно-коричневым, столько вылилось на него крови. Степняки, аллодийцы, у всех она одинаково красная. Но степняки полегли все, может, десятка два сбежали, да и шервуль с ними, лови их в лесу.

Аллодийцев тоже полегло немало. Человек тридцать, даже больше.

И уже снуют женщины, добивая раненых степняков и перевязывая своих. И ни капли жалости не найдется в их душах. Те, кто перенес плен и насилие, смерть близких и безнадежность, не пожалеют своих врагов.

Рид уселся, где стоял, и перевел дух. Провел рукой по щеке…

– Вы ранены, ваше сиятельство.

– А?

Он даже этого сразу не понял. А Эльтц лично промывал маркизу рану, сокрушаясь, что нет возможности зашить, шрам останется…

Рид только рукой махнул.

Шрам?

Да и плевать на него. Зато еще пятьюстами степняками на свете меньше стало. А это хорошо.

Работали все, не покладая рук.

Раненых добивали, мертвых стаскивали в две кучи, степняков без особого почтения сваливали подальше от реки, чтобы тухлятиной воду не травить, для своих будут копать могилу, а эти… да пусть достаются зверью на обед! Не жалко! Их сюда не звали!

Коней тоже добить, свежевать и пустить на мясо. Кушать хочется.

И рубить деревья, начинать вязать плоты.

Работать предстоит всю ночь. К утру женщин и раненых надо погрузить на плоты и отправить вниз по Интаре. А Рид пойдет дальше.

Он еще не все долги степнякам раздал.

– Ваше сиятельство, тут, вроде как, не степняк?

Интересно…

* * *

Ренар Давель подумал, что умереть было бы лучше. Но кажется, ему такого счастья не дадут?

Рид смотрел так…

Без ненависти.

Просто – как на особо мерзкую мокрицу, выбравшуюся из отхожего места. Гадкую такую тварь.

– Торнейский, – выплюнул Давель.

Рид кивнул. Оглядел предателя с ног до головы.

От легких сапог – до степняцкого шлема. Предав своих, Ренар сменил шкурку и оделся, как степняки. Полностью. Поменял и оружие, и доспехи…

– Ваше сиятельство?

Ансуан Вельский стоял рядом.

Он тоже был потрепан, голова перевязана, в схватке с него сбили шлем и отсекли кусок уха, но мужчина не позволил себе отдыха.

Людям тяжелее приходится.

– Знакомься, Ансуан, – голос Рида звучал устало. – Ренар Давель, перебежчик, шпион… подозреваю, что и вторжение тоже он подготовил. Не знаю только зачем.

– Ах, не знаешь? – прищурился Давель. – Ты, сукин сын, не знаешь?

За что и поплатился.

Хамства в адрес любимого командира солдаты терпеть не стали, сбили наглеца с ног и пару раз приложили по ребрам. Рид наблюдал с насмешкой.

– Успокоился – или еще добавить?

Ренар добавил несколько выражений.

Рид пожал плечами. Стало больно, кажется, его еще и по ребрам кто-то приложил. Не перелом, но синяк точно будет.

– Чем я тебе дорогу перешел?

Из уст Ренара вновь полилась ругань. Но в этот раз его дослушали-таки до конца. Накипело у человека.

Страшно даже, из какого сора вырастает предательство и подлость.

А началось все еще десять лет назад, даже чуть побольше.

* * *

Тогда ушел на покой герцог Ренский.

Между прочим, отец Ренара Давеля. Так тоже бывает, бастарда хоть и не признают, жена у герцога была такая, что ублюдка в роду не потерпела бы, но помощь оказывают.