Зеркало времени

— Мистер Лазарь проникся глубокой симпатией к вашему однофамильцу, с которым познакомился на острове Лансароте, где тот жил в плачевных обстоятельствах. Похоже, мистер Горст попросил его доставить кое-какие бумаги одному юристу в Англии, и мистер Лазарь с великой готовностью согласился. Затем, опасаясь за быстро слабеющее здоровье своего нового знакомого, он уговорил мистера Горста перебраться с Лансароте на Мадейру, где климат гораздо полезнее, и поселиться у него в доме… Но разумеется, для вас все это не новость, — заметил далее мистер Роксолл, устремляя на меня проницательный взгляд. — А потому позвольте мне сказать вам кое-что, чего вы, скорее всего, не знаете об упомянутом господине, который, как нам обоим теперь известно, приходится вам отцом… Мистер Лазарь поведал мне о скандале — если точнее, о тайном побеге мистера Горста и мисс Маргариты Блантайр, дочери известного эдинбургского виноторговца, спешно покинувших навсегда Мадейру. Вне всяких сомнений, это вы тоже знаете… Мистер Лазарь никогда больше не видел Эдвина Горста и очень сожалел, что на память о друге у него остался лишь один предмет. И как вы думаете, что за предмет?

Он снова вперил в меня пытливый, пронзительный взор, а я постаралась сохранить беззаботный вид, без особого, впрочем, успеха.

— Но вот, опять я за свое. — Мистер Роксолл сконфуженно улыбнулся. — Я вовсе не допрашиваю вас, моя дорогая, и прошу прощения, если у вас складывается такое впечатление. Боюсь, от старых привычек трудно избавиться. Позвольте же мне сказать вам, как другу, что единственным предметом, оставшимся у мистера Лазаря на память об Эдвине Горсте, было первое издание «Шести проповедей» Джона Донна, выпущенное в Кембридже в тысяча шестьсот тридцать четвертом году. Книга завалилась за кровать Эдвина Горста и обнаружилась спустя время после вышеупомянутого скандала. Мистер Лазарь показал мне ее — прекрасно сохранившийся экземпляр. На титульном листе стояла надпись: «Эдвард Чарльз Глайвер. Итонский колледж, май тысяча восемьсот тридцать четвертого».

Мне стало ясно, куда клонится разговор: мистер Роксолл правильно заключил, что я прихожусь дочерью человеку, убившему Феба Даунта. Поэтому прямо тогда и там я решила полностью открыться славному старику, с интуитивной уверенностью полагая, что, подобно мадам, он заботится единственно о моих интересах и что в ближайшие дни и недели мне потребуются его советы и помощь.

И вот, я чистосердечно рассказала мистеру Монтегю Роксоллу, кто я такая на самом деле и зачем меня прислали в Эвенвуд.

Незадолго до полудня мы вернулись в библиотеку — громадную роскошную залу, сейчас залитую ослепительным солнечным светом.

— Всегда приятно, когда твои подозрения подтверждаются, — задумчиво заметил мистер Роксолл.

Мы с ним стояли у французского окна, глядя на террасу, где часто гуляла Эмили.

Я выложила ему всю правду, закончив рассказом о документах, ныне находившихся в моем владении, с помощью которых я рассчитывала доказать свое право наследовать баронство Тансоров как внучка покойного лорда Тансора. Я даже призналась в том, в чем не пожелала признаться инспектору Галли немногим ранее: что я присутствовала при самоутоплении Эмили в Эвенбруке.

— Пожалуй, так оно к лучшему, — вздохнул мистер Роксолл, печально качая головой.

— Вы действительно так считаете? — взволнованно спросила я, ибо ожидала, что он рассердится, когда узнает, что я не помешала Эмили покончить с собой.

— Ну, полной уверенности у меня нет, — признал он. — Тем более что теперь она не понесет наказания — по крайней мере, в этой жизни — за подстрекательство к нападению на своего отца, любимого друга моего дядюшки. Но сделанного не поправишь, и теперь нам нужно заняться последствиями — прежде всего вам, моя дорогая. Что вы намерены делать?

Я сказала, что собираюсь немедленно уехать в Париж, чтобы сообщить опекунше о смерти леди Тансор и о документах, позволяющих восстановить наследственные права моего отца.

— Они также подтверждают мнение моего дорогого дядюшки относительно смерти мистера Картерета, — прочувствованно произнес мистер Роксолл. — Ведь он всегда знал, что на него напали вовсе не с целью обычного грабежа. Все дело было в наследстве, как мы и предполагали. Благослови вас Господь, дорогая моя. Вы не представляете, как много это для меня значит.

Лишь одно я не решалась сказать поначалу, но потом все-таки сказала — и вздохнула с облегчением.

— Рандольф Дюпор женат! На миссис Баттерсби!!!

Я никогда еще не видела мистера Роксолла таким ошеломленным: несколько секунд он стоял с раскрытым ртом, не находя никаких других слов.

— А брат знает? — спросил он, наконец овладев собой.

— Не думаю.

Затем я поведала, как отвергла брачное предложение Персея, когда решила, что мне надо выйти замуж за мистера Рандольфа, раз законным наследником является он. Роксолл ненадолго задумался, а потом сказал: