Зеркало времени

Оглянувшись через плечо на дверь пивного зала, я обнаружила, что таинственная «Б. К.» исчезла.

Вскоре мистер Рандольф вернулся, подставил мне локоть, и мы с ним вышли на залитую солнцем, шумную Маркет-сквер, теперь битком набитую разномастным сельским людом, толкущимся между прилавками с разным товаром и загончиками с ревущим скотом.

Мой спутник болтал самым веселым и непринужденным образом, словно с давним хорошим другом, показывая мне по дороге различные общественные здания — муниципалитет, хлебную биржу, городское собрание, величественную церковь Апостола Иоанна Богослова — и дома наиболее видных жителей Истона, включая роскошный краснокирпичный особняк доктора Пордейджа, врача леди Тансор.

— Ну-с, мисс Горст, — говорит мистер Рандольф, когда мы выходим за городскую черту и начинаем спускаться по отлогой тенистой дороге, ведущей к деревушке Дак-Энд, — расскажите мне, как вам показался Эвенвуд.

Я отвечаю, что на первый взгляд Эвенвуд производит впечатление райского уголка, где очень трудно быть несчастным.

— Мне не хотелось бы возражать, — с сомнением произносит он, — но рано или поздно несчастье приходит ко всем нам — даже к обитателям райских уголков вроде Эвенвуда.

Я осмеливаюсь заметить, что в таком красивом и благостном окружении любое несчастье переносится гораздо легче, а вот в окружении уродливом и отвратительном — намного тяжелее.

— Я раньше как-то не смотрел на дело с такой стороны, — живо откликается молодой человек. — Вы очень умны, мисс Горст…

Похоже, он хочет добавить еще что-то, но в последний момент прикусывает язык.

— Вы собирались сказать «для горничной»? — спрашиваю я. Но, видя, что он слегка краснеет, и не желая ставить его в неловкое положение, тотчас же признаюсь, что хотела просто поддразнить его, а на самом деле нисколько не обиделась — ведь я ясно сознаю свое место в Эвенвуде.

— Все же вы совсем не похожи на мисс Пламптр и остальных горничных, служивших у матушки, — говорит мистер Рандольф и повторяет чуть тише: — Совсем не похожи.

Я делаю непонимающий вид, ибо мне страшно интересно узнать, какое мнение он составил обо мне.

— Мне кажется, вы рождены не для того, чтобы служить горничной, — поясняет он. — Вот почему матушка отдала вам предпочтение перед всеми прочими соискательницами. Вы ничуть на них не похожи — в вас нет ничего заурядного. Она сразу увидела это, как и я.

— Я сама не знаю толком, для какой участи я рождена, — отвечаю я, начиная находить удовольствие в своей роли. — Знаю лишь, что волею обстоятельств я оказалась вынуждена самостоятельно пробивать дорогу в жизни, пользуясь несколькими небольшими преимуществами, данными мне воспитанием и образованием. У миссис Баттерсби, полагаю, такой же случай.

— У миссис Би?

Упоминание о домоправительнице приводит мистера Рандольфа в замешательство, и я объясняю, что леди Тансор подметила сходство наших с ней жизненных ситуаций: обе мы явно занимали более высокое общественное положение, прежде чем поступили в домашнее услужение.

— А, ну да, — произносит он с заметным облегчением, словно ожидал от меня какого-то иного ответа, а потом добавляет, что всякое сравнение с миссис Баттерсби будет в мою пользу.

Я, разумеется, возражаю, но мистер Рандольф исполнен решимости убедить меня в справедливости комплимента.

— Полно, полно вам, мисс Горст! — восклицает он с шутливым укором. — Не надо ложной скромности! Отец миссис Би был простым священником, весьма ограниченным в средствах, — по крайней мере, я так слышал. Финансовые неурядицы лишили его и его детей того малого, что он имел. Он умер полным банкротом, насколько мне известно. Вы же, с другой стороны…

Я выжидательно смотрю на него.

— В общем, разница в происхождении и воспитании между вами и миссис Би очевидна, так мне кажется. Натурально, я не посмею настойчиво расспрашивать вас, проверяя правильность своей догадки, — ведь мы с вами едва знакомы. От матушки я знаю лишь, что вы сирота. Вас воспитывала какая-нибудь родственница, полагаю?

— Опекунша, назначенная моим отцом перед смертью.

— Вы росли в сельской местности?

— Нет, в Париже.

Внезапно я сознаю, что потеряла бдительность. Мне следует быть осторожнее, пусть я и не сказала ничего такого, о чем не знает мать мистера Рандольфа. Во избежание других, возможно, более затруднительных вопросов я меняю тему разговора и спрашиваю, читал ли он поэму брата о Мерлине и Нимуэ.

Он запрокидывает голову и хохочет.