Зеркало времени

— Читал ли я поэму Персея? Нет, нет! Боюсь, меня интересуют совсем другие вещи. Я предпочитаю славную рыбалку да добрую охоту. Нет, мисс Горст, я не читал поэму и вряд ли когда-нибудь прочту. Знаю, я много теряю — она превосходна, вне всяких сомнений, — но ничего не поделаешь. Меня все считают болваном в семье, особенно матушка. Классический случай с умом и силой — Персею достался весь ум… Тут матушка постаралась, — продолжает мистер Рандольф. — Она с самого детства всячески поощряла Персея. Он вечно строчил стишки, вечно сидел по уши в какой-нибудь поэтической книге, и она постоянно читала ему вслух — главным образом произведения мистера Теннисона или мистера Феба Даунта, своего бывшего жениха, незадолго до свадьбы убитого каким-то сумасшедшим, знакомым еще по школе. Ужасная история. Матушка так от нее и не оправилась. Полагаю, вы слышали о мистере Даунте?

Я отвечаю, что имя я слышала и раньше, а теперь знакомлюсь с сочинениями мистера Даунта, читая вслух миледи.

— Что ж, — сухо улыбается он, — я вам не завидую. Матушка, конечно же, не дает никому и слова сказать против своего возлюбленного барда, которого оплакивает по сей день. Думаю, она всегда столь настойчиво побуждала Персея подражать ему, поскольку хотела сделать из него своего рода замену. Что же касается до мистера Даунта, он никуда не ушел из матушкиной жизни — он и поныне остается в ее сердце, ее мыслях и навсегда там останется. А на следующей неделе — одиннадцатое.

— Одиннадцатое?

— Одиннадцатого числа каждого месяца матушка отмечает день памяти мистера Даунта, погибшего одиннадцатого декабря пятьдесят четвертого года. В этот день она пойдет в мавзолей, где покоится бедолага.

— Должно быть, — замечаю я, — вашему отцу было очень тяжело жить, постоянно ощущая незримое присутствие покойного возлюбленного своей жены.

— Да нет, — произносит мистер Рандольф, печально и задумчиво глядя вдаль. — Отец всегда мирился с таким положением вещей. Он знал, что ее не переделать. Бедный отец! Он при всем своем старании не мог сравняться с мистером Даунтом, как я никогда не смогу сравняться с Персеем. Матушка по-своему любила отца, но она большей частью своего существа живет в давнем прошлом — во времени, предшествовавшем знакомству с ним. Она не видит в этом ничего плохого, но излишняя сосредоточенность на том, чего уже нельзя изменить, все-таки штука вредная — вы не находите?

— Отчасти вы правы, — соглашаюсь я, думая о своих родителях, которых никогда не знала. — Но с другой стороны, разве не должны мы чтить прошлое и память ушедших от нас людей, чтобы они всегда жили в наших сердцах?

— О да, должны, — откликается он. — Безусловно. Особенно в семье вроде моей. Вам не убежать от прошлого, если вы Дюпор.

Мне льстило, что мистер Рандольф столь доверительно беседует со мной, особой едва знакомой и вдобавок служанкой. Глупо, конечно, но я приняла его откровения за комплимент, свидетельствующий, что он питает ко мне приязнь — возможно, несколько большую, чем приязнь, с какой он, похоже, относился ко всем без изъятья.

— Ваш отец был военным, кажется? — спросила я после непродолжительного молчания.

— Служил в прусской армии. Дослужился до полковника. Даром что был поляком по происхождению.

— Поляком? Как интересно.

— Разве? Боюсь, я особо не задумывался на сей счет. Я ни разу не был в Польше, а отец почти ничего о ней не рассказывал. Он всегда говорил, что предпочитает Англию и что знакомство с моей матерью и переезд сюда стали для него главным успехом в жизни. Мы не поддерживаем отношений с родней с отцовской стороны. Матушка всегда возражала.

— Вы родились в Польше?

— Нет, здесь, в Эвенвуде. А вот Персей родился в Богемии, где отец и мать познакомились. Не у Шекспира ли где-то есть такой персонаж — король Богемии?

— Да, у него, — рассмеялась я. — В «Зимней сказке». Король Поликсен.

— Ага, он самый. Так вот, мой брат — в своем роде некоронованный король. Но я ничего не имею против. Дело в том, мисс Горст, что я очень благодарен Природе, возложившей все наследственные обязанности на Персея. Боюсь, из меня не вышло бы достойного наследника, и я искренне рад, что именно моему брату, а не мне придется однажды надеть корону. Видите ли, я вполне доволен нынешней своей жизнью и не хочу ничего менять.

Похоже, главенствующее положение брата в семье — и как наследника, и как любимца матери — не вызывало у мистера Рандольфа ни малейшего возмущения или зависти, каковые чувства свойственны многим младшим сыновьям.

Я заметила, что старшинство досталось мистеру Персею лишь по случайности рождения.

— Но сумел ли бы я справиться с ролью наследника, появись я на свет первым? Вот в чем вопрос. Нет, мне суждено всегда оставаться в тени брата. Если бы меня такое мое положение не устраивало, тогда другое дело, но оно меня всецело устраивает. Оно позволяет мне… — Мистер Рандольф на миг замялся, потом весело пожал плечами. — Ну, позволяет продолжать поиск разных интересных возможностей. По природе своей я отнюдь не ленив и должен что-то сделать в жизни.