Зеркало за горизонтом

Догнав своих партийных друзей, я пошёл рядом с ними. Сегодня среда, прошло ровно два месяца с того момента, как начались мои муки. Не очень прислушиваясь к разговору парней, полностью погружённый в свои мысли, месил своими военными ботинками весеннюю грязь, когда меня из состояния отрешённости вырвал знакомый голос:

– Илья! Смотри под ноги, пластинки растеряешь, – произнёс Денис. – Чего ты такой смурной? Перепил?

– Да, похмелюга. Не спал вчера всю ночь.

– Понятно. Тут не далеко, сейчас по дороге пройдём до поворота, там налево и выйдем на площадь перед фабрикой.

– Ты что тут был?

– На разведку посылали.

– А-а.

На этом наш разговор заглох. Вскоре мы подошли к двухэтажному зданию проходной завода, по совместительству являющемуся и административным зданием. За невысоким бетонным забором стояли три заводских корпуса. Фабрика выглядела чудно малюсенькой. Двери проходной и ворота закрыты. В окнах административного корпуса не горел свет, а на территории отсутствовало всякое движение. Фабрика казалась мёртвой. Мы походили вокруг, подёргали двери. Тишина, никого дома нет.

Андрей Врагель, наш предводитель на сегодня, предложил подождать. Реакция Антона, по прозвищу Гремлин, на предложения Врагеля оказалась негативной. Он не понимал зачем здесь торчать, если пикетировать нечего. Лично мне было всё равно, а Гремлин всегда отличался особым зудом активной разнонаправленной деятельности, ему всегда хотелось бежать и сразу во все стороны, поэтому он предложил:

– Чего ждать мы здесь будем? Информация не подтвердилась. Всё, капут, пора сваливать. Может, на презентацию нового рок-журнала ещё успеем, – прохрипел он.

Гремлин вообще любил халяву, а особенно нравилось ему пролезть на какое-нибудь событие: презентацию книги, клуба или, как сегодня, журнала и нажраться там на халяву до состояния поросячьего визга. Он мне никогда не нравился. В партии он тусовался только потому, что пойти некуда было, а бомжевать не в кайф. И все разговоры у него крутились вокруг тряпок, бухла и тусовок.

– Подождём. Может закрытие фабрики отложили, – проговорил, впрочем, довольно неуверенно, Врагель.

– Ты думаешь сейчас из-за угла выскочит делегация рабочих с транспарантами? Ах, не трогайте нашу фабрику. Да всех давно уже уволили, и они, как бараны, разбрелись по своим стойлам. Мы одни, как дурачки, припёрлись, да ещё через весь город эти пластинки тащили. Б*ять.

– Слушай, Врагель, точно… пошли обратно, – поддержал своего закадычного приятеля Костя.

Немного подумав, Врагель произнёс:

– Ладно, уходим.

– И пластинки здесь оставляем. Нечего с ними таскаться. В штабе их и так хватает, – окончательно перехватил инициативу Гремлин.

Врагелю ничего другого не оставалось как согласиться. Ребята всё же, от глупой жадности, оставили себе по паре пластинок, а остальные, словно цветы к памятнику, положили на ступени лестницы, ведущей к двери проходной.

Обратно возвращались уже в приподнятом настроении. Всё-таки, когда ехали устраивать несанкционированный пикет, мы рисковали. В любой момент мы могли оказаться в ментовке, а этого никому не хотелось. Теперь этот груз с плеч парней спал, и они стали чувствовать себя гораздо свободнее. Так, можно сказать вприпрыжку, дошли до платформы.

Через четверть часа подошла электричка, мы загрузились и поехали обратно в Москву. Пока мои спутники обсуждали достоинства родных «Гриндерсов», я сидел, уткнувшись в окно, наблюдая безрадостный пейзаж, слепленный из голых, одиноко стоящих деревьев, грязного снега и низкого серого неба. Меня знобило, мои мысли крутились только вокруг единственного по-настоящему интересующего меня последние два месяца предмета.

Ребята решили ехать до вокзала, мне с ними было не по пути. Ближе всего от моего дома располагалась Москва пассажирская – Киевская. На остановке я решил выйти. Пожав всем руки, я уже собирался двигаться к выходу, когда мне в спину прозвучали слова, произнесённые хриплым скрипом несмазанных палёной водкой связок:

– Уже покидаешь нас, студентик сладкий. Чего, поехал тёлок трахать или, может, наоборот?