У меня перед глазами поплыло. Затылок ударился о каменный пол. Старушечье лицо шевелило губами, но я слышала только шум прибоя. Он был повсюду, я сама стала прибоем, накатываясь и отступая, шумно дыша раскрытым ртом. Сухие руки метались надо мной, вырисовывая в воздухе замысловатые знаки. Потом между губ полилось что-то холодное. Я захлебнулась, начала кашлять, хотела отвернуть голову, но неведомая сила держала меня, не давая пошевелиться. Жидкость попала в горло, обожгла его солёной горечью, и я обмякла, не в силах больше сопротивляться…
…Паучья хватка ослабла, мои пальцы, тщетно раздиравшие ногтями щетинистую спину, провалились внутрь, в липкое месиво, в мгновение ока превратившееся в что-то рыхлое и сухое. Темнота прорезалась сверкающими нитями. Они были повсюду. Пересекались и переплетались, светясь изнутри. В их неверном свете распадающийся заживо монстр на моей груди выглядел во сто крат хуже. Но при этом продолжал конвульсивно сжимать моё тело. Я чувствовала, как когти впиваются в спину. Потускневшие глаза смотрели на меня, не отрываясь, жвала сдавливали гортань.
А потом опять пришла боль…
…Тело изогнулось, перекрутилось, ладони проскребли по полу.
— Всё равно тянешься? — Рявкнула старуха, схватив меня за волосы, — не выйдет, девка!
Её руки снова замелькали. Напевный речитатив призывал мучения нестерпимой боли, и мои собственные страдания многократно усилились. Я завыла, впившись ногтями в лицо. Ноги бились об пол босыми пятками. Тело содрогалось в конвульсиях, за моим плечом уже, похоже, дышала холодом смерть.
Так прошли часы. А может, годы. Или столетия. Но внезапно нестерпимый зуд ушёл. А потом исчезла боль.
— Нет больше твоего соблазна. — Резко бросила старуха и, небрежно толкнув меня ногой в плечо, задумчиво добавила, — гляди-ка, а ты и вправду живучая… Решение моё верное.
Снова потекла горечь, снова зачитал нараспев дребезжащий старческий голос…
…Я очнулась от того, что телу было непривычно мягко лежать, а кто-то резкими сердитыми движениями втирал мне в плечо прохладную мазь. С трудом разлепив опухшие от слёз веки, я сквозь размытую пелену увидела строгое старушечье лицо.
— Что со мной?..
— Терпи и не вздумай ныть. Будешь знать, без мази целебной на солнцепёк лезть, глупая ты девчонка. Говорила же я тебе, да вам молодёжи всё в одно ухо влетело, через другое вылетело! А ты ж ещё башку свою непутёвую стукнула, остатки умишка скудного вытряхнула.
— Прости, бабушка, я больше не буду…
…Бабушка?..
…Из моего тела как будто что-то вытягивали. Я корчилась на весу, и хрипела, а равнодушный наблюдатель внутри сухо отмечал, что ощущение падения исчезло, и гигантский паук больше не превращается в тлен на моей груди…
… Нет твоей памяти, нет лица, нет тебя, нет ничего, что напомнит и вернёт. Та, что была одной, станет другой… Что она со мной сделала?!.. Властью над кровью твоей забираю силу твою… Мою силу? Мою?.. Я?.. Кто я?..