Зеркальщик

Не веря своим ушам, Мельцер поглядел на китайца, затем поднял обе руки и развел пальцы.

– Тысяча гульденов, мастер Лин Тао?

– Верно! – бесстрастно ответил тот. – Тысяча. А это, – он указал глазами на кучку дукатов, лежавшую на постели, – всего лишь задаток.

Зеркальщик удивленно покачал головой. Цифры всегда смущали его ум, особенно когда речь шла о деньгах. Мельцер считал деньги выдумкой дьявола. Если их нет, человек вынужден добывать их тяжким трудом. Но если они есть, – а зеркальщику довелось пережить обе ситуации, – то нужно заботиться о том, чтобы они не утекли сквозь пальцы, что гораздо труднее, чем достать их.

– Я бы, – задумчиво начал Михель Мельцер, – охотно помог вам, мастер Лин Тао, но ваша затея требует огромных затрат!

– Это не должно волновать вас, – слегка раздраженно ответил китайский посланник. – Скажите, согласны ли вы с обещанной платой и готовы ли вы взяться за выполнение этого поручения?

– Ну конечно же, – воскликнул Мельцер, – если вы создадите все условия! Мне нужна плавильная печь, дерево – ясень или бук – свинец, олово и сурьма, и немало глины высшего сорта. Кроме этого, деревянная рама и пресс, решетка для сушки и сундуки, столько, сколько можете достать. И все это к завтрашнему дню!

– Хорошо, – спокойно ответил Лин Тао. Зеркальщик удивленно поглядел на китайца, словно тот не расслышал его слов.

– Я сказал «к завтрашнему дню», – повторил Мельцер.

– Я так и понял. Спрячьте ваши деньги в безопасное место и следуйте за мной!

Мельцер послушался и направился за своим провожатым. Они дошли до полуразрушенной церкви к северу от Авгус-тиноса, где жили котельщики, стеклодувы и оловянщики. Портал здания был заколочен тяжелыми балками, словно неприступная крепость. Но под козырьком справа была дверь, ведущая внутрь.

Прошло некоторое время, прежде чем глаза Мельцера привыкли к темноте, царившей в церкви. Он замер от удивления: вместо алтаря вздымалась высокая плавильная печь с местом для котла и высоким дымоходом высотой с колонну в соборе. Стволы деревьев и слитки свинца, меди и олова лежали целыми стопками, готовые к использованию. В поперечном нефе стояли две бумажные фабрики. Они были больше, чем те, что Мельцеру когда-либо доводилось видеть, и, кажется, уже сослужили неплохую службу: в боковых продольных нефах лежали высокие стопки неразрезанной бумаги. Добрая дюжина прессов и веретен толщиной с молодое деревцо находились рядом, в главном нефе. А там, где раньше был вход в церковь, стояли столы с деревянными рамами, а также сундуки и ящики – числом около сотни, и двенадцать чанов с глиной.

– Что это все значит, мастер Лин Тао? – беспомощно спросил Мельцер, и его голос эхом отразился от голых стен. – Кажется, вы в сговоре с дьяволом! – Мельцер повернулся. Лин Тао и след простыл.

– Куда вы спрятались, мастер Лин Тао? – крикнул Мельцер, поскольку ситуация показалась ему жутковатой.

Тут голос посланника прозвучал с небольшого возвышения над входом, и зеркальщик, подняв глаза вверх, увидел Лин Тао, перегнувшегося через каменные перила.

– Это, – ответил он, – не дьявольские козни, а лаборатория мастера Лин Тао, и она даст мне больше власти, чем у турок с их пушками и у генуэзцев с их кораблями. Да, даже Папе с его благочестивыми обещаниями придется склониться перед этой властью. И власть эта – искусственное письмо. Вы понимаете, что я имею в виду?

– Да, то есть нет, – растерянно ответил Мельцер. – Я вижу только материал и инструменты, в таком количестве, какого не видел никогда. Всемогущий Боже, да вам нужна сотня людей, чтобы привести все в движение!

– Сотня? – Лин Тао хотел засмеяться, но сильно закашлялся. – Когда начнется работа, здесь будут трудиться четыре сотни рабочих, по двести в смену, днем и ночью. Люди готовы и ждут, когда вы приступите. Не хватает только букв.

– Теперь я понимаю, – сказал Мельцер.

Лин Тао спустился с возвышения и подошел к зеркальщику:

– Не знаю, понимаете ли вы все до конца, мастер Мельцер, но вы не выйдете из этой лаборатории, пока не отольете нужные буквы. Я совершенно серьезно.

Так зеркальщик из Майнца той же ночью приступил к копированию глиняных букв. Работа потребовала гораздо меньше усилий, чем он ожидал. Для литья Мельцер выбрал тот же сплав, который использовал для своих зеркал: восемьдесят две части свинца, девять частей олова, шесть – сурьмы и три части меди. Но все это оставалось его тайной.

За два дня и две ночи он спал всего три часа. Мельцер отлил столько букв, что их хватало на то, чтобы начать насаживать латинский текст индульгенции в зеркальном отображении на плоскую клетку: около девятисот кубиков-букв, обрамленных в дерево, направленных против плотской страсти и всех иных грехов.