Зерна граната

Смертельный узел затягивался все туже. Андерсену не жаль было невинных олонцев, жалость и сострадание были не в его природе, но он ясно чуял запах нарастающей опасности. Чувствовал его и Фердинанд. «Старый лис» – так ведь его звали бывшие друзья и недруги?

Бежать. Забрать с собой патрона и Пхе Кён и ринуться на юг, где их никто не знает. В Александрию, на Крит… Куда угодно, где нет войны, ни нынешней, ни предстоящей. Там не рубят голов, там, в конце концов, светское государство.

Как ни странно, в этих мыслях он был спокоен, холоден, далек от паники. Юстас рассчитывал ходы и шансы и понимал, что сейчас это невозможно. Он спрятал идею о бегстве поглубже в сознание, чтобы не возвращаться к ней слишком часто, и сконцентрировался на настоящем.

Рен Ву не обратил ни малейшего внимания на их опоздание. Он вообще мало чему уделял внимание, кроме закусок на блюде перед собой и пухленькой светловолосой наложницы у себя на коленях. Та то и дело подносила к его рту длинную трубку, целиком вырезанную из зеленого камня, и поджигала содержимое ее крохотной чаши.

Дракон веселился.

Он был не моложе, но моложавее других. Пестрота его наряда резала глаз, привыкший к сдержанным тонам. Из окон приемного зала виднелся изгиб широкой реки, лежавшей в отдалении, и суда, вмерзшие в белый лед.

– Что бы там ни говорили об Оолонге в ваших краях, опиум утомляет душу, господа, – гнусаво протянул он, когда все расселись вокруг на невысоких скамейках. – А настоящее искусство должно рождаться из радости.

Он отпустил девушку, и прежде чем та скрылась за бумажной ширмой, Юстас успел заметить через фривольные разрезы платья красные следы пальцев, оставшиеся на белой коже бедер.

– В нашей стране бытует прямо противоположное мнение. – Герцог не выказал ни капли изумления поведением почтенного Дракона. Холодный дневной свет играл на его седых волосах и серебряных висках. – Кантабрийские люди искусства убеждены, что оно рождается в страдании или ярости – и только тогда способно тронуть человеческие сердца.

Они с Юстасом расположились на низких скамьях, выложенных подушками, Пхе Кён присела на циновку за их спинами: лицо опущено, ресницы касаются бледных щек. Андерсен, памятуя уроки патрона, принял позу, зеркальную хозяину покоев – согнул ногу в колене, подняв его к локтю, – и настроился на его дыхание, хриплое от дыма веселящей травы. Сам герцог так почти никогда не поступал, но утверждал, что это вынуждает собеседника довериться и расслабиться. Хотя в большем расслаблении Дракон явно не нуждался.

– Должно быть, именно ради страданий ваши писатели и певцы оперы волной хлынули в феоды год назад? – хохотнул Рен Ву, запрокинув голову.

– О нет. Мне придется не согласиться с вами, Рен-мо. Они бежали от страданий, которые сулили реформы, самовольно принятые предыдущим премьер-министром, пока мой сын был особенно болен. Он запретил почти все представления, лишил королевских художников довольствия…

– Болен был ваш премьер-министр. – Рен Ву вытряхнул сизый пепел в серебряное блюдо, прямо поверх закусок. – Мы в Оолонге высоко ценим культуру во всех ее проявлениях, и я лишь перст императора. Нам важна красота каждой детали, будь то роспись чашки, опера или то, как служанка умеет слагать пятистишия. Кстати, я вижу, вас одарили прекрасным экземпляром. Мне даже кажется, я помню ее. – Он цепко сощурился, заглядывая за спины герцога и Юстаса. – Как поклонник прекрасного, я бы ни за что не забыл такую вещицу.

Андерсен не сразу понял, что он имел в виду Пхе Кён, тихо шелестевшую по-кантабрийски. Назвал ее вещицей. Диковинкой, как вазу, перекупленную одним коллекционером у другого. И, что самое страшное, он мог помнить, кто был первой ее хозяйкой.

– Дорогая, подними личико, – промурлыкал Дракон. – Тебе нечего бояться. Ты ведь была рождена в год Змеи? – Сам точно змея, распускающая кольца, он начал шатко подниматься со своего места. Юстас не оборачивался, но чуял, как замерла, сжавшись, переводчица. – В северной провинции, где сплошные болота? Тебя продали родители-рыбаки, потому что не хотели кормить лишний рот. Ну же, подойди. Тебе нечего бояться…

Юстас хотел было проблеять что-то банальное, например, что их помощница болезненно застенчива и не стоит ее смущать, но герцог вовремя перехватил инициативу:

– Мы с Андерсеном-мо бесконечно ценим высокую культуру вашей страны и понимаем, какой вклад внесли в это лично вы. – Он приложил сухую ладонь к сливочному атласу жилета. Рен Ву будто сдулся и упал обратно на подушки, скучливо кося глазом. – И как представители государства, в котором эта часть жизни понесла большой урон, хотели попросить советов. Наша страна не менее древняя, чем Оолонг, и мы не хотим терять то, что наши предки создавали веками. Живопись, музыку, театр. Но все это чуть не погибло… В грубых руках деревенщины.

Дракон Ву выглядел рассеянным. Он фыркнул и позвонил в колокольчик, призывая служанку. Один раз, другой. Третий. Звон был пронзительным и быстро ему надоел. Никто не отозвался. Дверь, ведущая из покоев, почему-то даже не отливала светом через щель.