Зёрна

Кто-то очень нехорошо подшутил над бедным аспирантом, а может, сжульничал, как это иногда кое-где еще случается. Я не знаю, кто первый в том доме рассмеялся и что это был за смех — легкий, облегчающий душу, развеивающий недоразумение или, наоборот, колкий, язвительный… Знаю только, что гость ушел из этого дома и больше никогда не переступал его порога.

Спустя много лет я встретил его, уже немолодого и лысого, на одном официальном мероприятии и видел, как он брезгливо отодвинул от себя вазу с пионами, словно они дурно пахли.

Такая вот грустная история… Может быть, она и не имеет отношения к нашему разговору про иронию, но согласитесь, что в таком притворстве цветов на спичках или кирпича в картонной коробке подтекст слишком значителен, чтобы его можно было переварить спокойно.

Грубо говоря, это тоже своего рода «фига в кармане», по образному выражению другого моего знакомого, который любил развлекаться тем, что подсовывал своим гостям на тарелки резиновые сосиски и ржал во весь голос, когда они, любовно намазанные горчицей, выпрыгивали из-под ножей и вилок кому-нибудь на колени…

Это было вовсе не так смешно, как ему представлялось… И смешное и грустное — как нитки в спутанном клубке жизни. И разве не ирония судьбы в том, что вместо одной нитки кто-то вытаскивает другую?

Вот почему я из всех известных мне крокодилов предпочитаю крокодила Гену из детского мультика.

Ему не нужно никому угрожать своими зубами, потому что все знают, что он — крокодил.

Добрый, благожелательный, но все-таки…

ТРИ МИНУТЫ

Телефонная будка.

И в ней человек отрешенно

Что-то шепчет и шепчет —

Я вижу лишь спину его.

Три минуты прошло! —

Говорю я ему раздраженно. —

Три минуты прошло!» —

И стучу я монетой в стекло.

Только что я ему?

Он, прижав к уху трубку.

Продолжает шептать,

Словно нет тут вокруг никого.

«Три минуты прошло!!»

Кто-то вскинул решительно руку…

«Три минуты прошло!!!»

Две монеты стучат вперебой о стекло.

Обернулся он к нам,

Пробурчал что-то очень брюзгливо —

Дескать, что за базар?

И, естественно, нас понесло:

«Три минуты прошло!!!»

Женский голос ввинтился визгливый:

«Три минуты прошло!!!»

Три монеты уже штурмовали стекло.

Он, конечно, ушел.

Говорить ему так и не дали.

Что он мог сделать с нами —

Увы, ничего…

Взял я теплую трубку,

А в ней голоса умирали.

Три минуты и жили,

Три жалких минуты всего…

Ну, да что мне до них.

Если случай вдруг выпал счастливый —

Дозвонился впервые —

В такие края занесло!

«Три минуты прошло!»

Вновь услышал я голос визгливый.

Две монеты ударили разом в стекло.

Я, конечно, ушел.

Да и что мне еще оставалось?

Говорить не дадут.

Может, высадят даже стекло…

«Три минуты прошло!»

Словно вечность делили,

Не малость —

Три минуты!

А может, и меньше того…

Встал я в очередь снова.

За тем человеком, конечно.

Распирала нас злость —

Это ж надо, чтоб так не везло!

«Три минуты прошло!» —

Голос тут же я подал поспешно.

«Три минуты прошло!» —

Постучал он монетой в стекло…

ОДНАЖДЫ В ТЕАТРЕ…

Признание актера — исполнителя главной роли, которое следует за его концептуальным разговором с персонажем (в тексте — герой) во время последнего антракта.

…Случилась беда

после третьего акта.

Спросил у меня

возбужденно герой:

— А вам в самом деле

нисколько не жалко?

Ведь что-то же есть

у меня за душой?

— Конечно, — сказал я, —

есть много решений,

но мы, воле автора вопреки,

решили идти по пути

обобщений.

чтоб выполоть разом

все сорняки…

— Но я ведь живой?!

— Ты — лишь образ,

сужденье,

и наш режиссер

гениально сказал,

что суть не в герое совсем,

а в явленье,

и это явление я показал.

— А как же со мной?

— А с тобою все ясно!

Ты нужен был нам,

чтоб ударить в набат —

без всяких оттенков,

лишь черная краска.

Суровая муза —

комедия, брат!

Должно быть все четко:

что плохо — то плохо…

— Но автор мне верил…

— Ив том виноват!

Не терпит сюсюканья

наша эпоха.

Он взял колокольчик,

а нужен — набат!

Ты слышишь,

как нас поздравляют с успехом,

как громко звучит

вожделенное «бис»?

Смеясь над тобой,

очищаем мы смехом

себя и других, ну,

а значит — и жизнь!

…Пока что в случившемся

много не ясно.

Быть может, единственный

случай такой:

со мной,

с режиссером моим

несогласный,

пощечину дал мне публично герой…

— Неужто и вправду

заснули, маэстро? —

тряхнула меня

режиссера рука…

О, как я играл —

вдохновенно и дерзко,

и странно —

гореть перестала щека…

НЕ БЕДА

Хлынул дождь.

О какой вдруг случился поток!

Показалось на миг, что всемирный потоп…

Задохнулась от радости странной река

И метнулась, оставив свои берега,

И пошла,

И пошла…

Ах, какие бега! —

Через рощи.

Дороги,

Овраги,

Луга —

Все сметая с пути,

Проносилась легка.

Разлилась широко

И, как море, легла

На огромных просторах она —

На века?!

Но вот кончился дождь,

И, дожив до зари,

Тыщи луж стали в небо

Пускать пузыри…

Ветер к солнцу

Сушиться поднял облака…

 Безымянной в полях

Умирала река,

Не вернуться уже —

Расплескалась до дна…

Все как прежде.

На месте стоят берега.

И чисты и прозрачны

Глаза родника…

Детский лепет

Бегущего вновь ручейка:

Не беда.

Не беда,

Не беда,

Не беда!»