Зерно А (СИ)

  - Эмма! - Человек-Цыпленок поднялся с дивана. - Что я тебе говорил! Нельзя донимать гостей! - назидательно отчеканил он, судя по тону, говоря это уже не в первый раз.

  - Папочка, мы пили чай с Алиной и Катей.

  - Это ее куклы, - устало объяснил Человек-Цыпленок, и вздохнул. - Зачем ты надела на него слюнявчик?

  - Алина сказала, что он ест торт, как свинтус, и велела мне надеть на него один из ее слюнявчиков. Папочка, а кто такой свинтус?

  - Неопрятный поросенок, любимая, совсем как в той книжке, которую вы недавно прочитали с Алиной. А бантики? Зачем ты надела на нашего уважаемого гостя бантики?

  - Это красивые бантики.

  - Только красивые? Какие еще?

  - Замечательные.

  - Правильно, а еще?

  - Изумительные.

  - Умница, - похвалил Человек-Цыпленок. - Эмма, наш гость согласился надеть эти изумительные бантики, чтобы не огорчить тебя.

  - Нет! Ему понравились бантики! Он сам это сказал!

  Онемев, я смотрела на девочку лет пяти-шести, в кремовом платьице принцесски, гольфах и лакированных туфельках. Глядя на нее, я вдруг вспомнила мультфильм времен детства моих родителей.

  Девочка по имени Эмма, стоящая возле высокой вазы с хризантемами, отличалась от Поночки из мультфильма лишь тем, что у первой на голове нет никакого треклятого банта.

  Да, у Эммы было мало общего с обычным ребенком. Судите сами: девочка была покрыта белыми и мягкими на вид перышками; короткий желтый клювик и внимательные карие глаза; ручки с перепонками между пальцев прижимают к груди куклу в таком же платье, как и у нее. Кукла улыбалась совсем не по-доброму.

  Эмма назвала Человека-Цыпленка 'папочкой'.

  Но вовсе не это огрело меня как обухом по голове.

  - Господи Боже, - выдохнула я, глядя на того, кого Поночка... черт подери, Эмма привела с собой.

  Я и не заметила, как оказалась рядом с ним.

  Константин издал нечто среднее между вздохом и стоном, когда я коснулась его лица. Кожа под моей ладонью была холодной, твердой, как если бы я гладила лед.

  - Рита, - шепнул Константин, его голос был глухим и шуршащим, будто звучал из барахлящего динамика, - Рита, я замерз.

  - Сейчас, сейчас.

  Я обратила внимание, как он идет: словно вот-вот забудет, как это - делать шаг за шагом; забудет и остановится, сломается. Я усадила его на диван и сдернула с кресла верблюжий плед. Накинула плед ему на плечи, села рядом и обняла за плечи, притягивая к себе.

  - Я думала, что больше не увижу тебя. Стефан сказал, чтобы я... что ты...

  - Рита, я замерз, - повторил Константин. - Почему здесь так холодно?

  Я заставила его посмотреть мне в глаза.

  - Послушай, здесь не...

  Константин не просто смотрел на меня, а впивался полубезумным взглядом, точно горел изнутри, точно внутри него ревело пламя, сжирая его, причиняя нестерпимую боль. В его черных, как два колодца, зрачках отражались силуэты, которых в апартаментах в помине не было. Я могла провалиться в его зрачки, как Алиса в нору. Да только, в отличие от Алисы, преследуя не белого кролика, а сам ад.

  - Он пил горячий чай и не обжег язык, - протянула Эмма. - А я обожгла. Катя сказала, что мать его - турист. Но я не поняла, причем тут его мамочка...

  - Катя так сказала? - рявкнул Человек-Цыпленок. - Ничего страшного, милая, - возвращаясь к бархатному тому, сказал он, - нашему гостю не больно; он и не заметил, что обжегся. А вот Катя уже не в первый раз... говорит неправду. Надо провести с ней воспитательную работу.

  - Только быструю воспитательную работу, хорошо, папочка? Мы вечером смотрим фильм.

  - Очень быструю, любимая. Гриша, будь добр, э... попроси госпожу Катерину на выход.

  Яростно смаргивая слезы, я срывала с черных, жестких волос Константина банты; одну за другой сняла цветастые заколки; развязала и отшвырнула желтый слюнявчик с порхающими по нему бабочками. Сквозь душащие меня слезы, я молила, чтобы он простил меня.

  Лицо Константина осунулось и стало напоминать отражение в кривом зеркале.

  - Я что, умер?

  - Д-да...

  - Я попаду в ад?

  - Не знаю.

  - Рита, прости меня за все плохое, что я сделал тебе.

  - Успокойся, ш-ш, ты ничего плохого не сделал мне.

  Я услышала смех и свирепо зыркнула на Человека-Цыпленка.

  - Мертвые заслуживают знать правду, - сказал он с виноватой улыбкой и присел на корточки перед девочкой. - Эмма, мне надо поговорить с нашими гостями. Пусть Алина почитает тебе какую-то книжку.

  - Не какую-то, папочка, а 'Незнайку в Цветочном городе'.

  - Рад за вас, любимая.

  Топанье маленьких ножек, хлопок двери.

  Я сидела, зажмурившись.

  - Кто? - прошептала я.

  - Маргарита, я не буду отвечать на этот вопрос.

  'Ничего, не проблема, и так узнаю'.

  Тогда я спросила:

  - Когда это случилось?

  - В ту же ночь, когда вы были в Церкви. Меньше пяти дней назад. Да, ваш друг неплохо выглядит, - заметил Человек-Цыпленок, словно прочитав мои мысли, - тому виной непомерная доза 'Туриста'. Не смотрите на меня так. Я уважительно отношусь к усопшим и, поверьте, вовсе не нахожу привлекательным факт пребывания в моем доме мертвеца. Но Эмме он понравился, а дети - им так сложно сказать 'нет'. Когда тело Константина израсходует последние запасы 'Туриста'... - Он развел руками. - Сами понимаете.

  Да, я понимала.