Зерно А

Он выпучил глаза, и я уже было приготовилась отбиваться от заявлений в духе «не может быть, ты да готовишь!» Но, по-моему, он не собирался говорить ничего подобного. Он нахмурил брови; его взгляд, словно рентгеновский луч, скользнул по моим волосам и с почти слышимым «щелк» зафиксировался – о, я знала, на чем – на седой пряди. Бумажный псевдоразумный пакет, который он принес с собой, протестующе затрещал, когда он стиснул его в кулаке. Он держал пакет перед собой как Дед Мороз – мешок с подарками.

Чеканя каждое слово, Гранин утробно спросил:

- Что. С. Твоим. Лицом.

- Упала на лапки котика и поцарапалась.

Его глаза засверкали, как лампочки на снегоуборочных машинах.

- Хрена с два, Рита. Хрена. С. Два.

Я пожала плечами.

«И все равно я рада ему, - подумала я, одним ухом слушая его монолог, как наплевательски я отношусь к собственной безопасности и все в том же духе. – Если он сейчас не взорвется, как Везувий, то это будет почти нормальный ужин – редкость в моей подчиняющейся работе, а в последнее время и переменчивым настроениям всяких подонков, жизни».

- Все? – спросила я, когда он замолчал, чтобы перевести дух. – Выговорился?

- Рита, - его плечи внезапно поникли, а на лице появилась гримаса страдания, - я ведь переживаю за тебя. – В голосе проклюнулись рычащие нотки: - Или это запрещено законом?

- Можешь переживать, сколько влезет, но не тогда, когда у меня остывают блины.

- Я не притронусь к твоей стряпне, пока ты обо всем мне не расскажешь.

- А вот это удар ниже пояса.

Когда у Гранина появляется идея фикс, он становится просто невыносимым.

Я вздохнула и коротко пересказала то, что произошло в доме Деревских. А именно – в спальне Арины Деревской. Он внимал каждому моему слову, все больше мрачнея, сжимая псевдоразумный пакет в кулаке. Пакет пищал все громче. Выслушав меня, Гранин кивнул, открыл дверь, вышел в подъезд и начал спускаться по лестнице.

- Ты куда? – Я бросилась вслед за ним. – Я что-то не так сказала? Федя! Не уходи!

Он остановился как вкопанный, но оборачиваться не стал. Свет из распахнутой двери лился на площадку. Я стояла в этом свете, словно в центре цирковой арены, чувствуя себя уязвимой и слабой.

- Не уходи, - повторила я, - когда я во веки веков что-то приготовила. Да что с тобой?

- Что со мной? – Федор аж затрясся. – Что со мной?! Ты еще спрашиваешь! Я убью его. – Он так сильно стиснул бумажный пакет в кулаке, что костяшки стали совсем белыми. Сам псевдоразумный пакет к этому моменту уже пищал, не переставая, впрочем, писк по мере удушения становился сдавленным. – Убью Громова и плевать, что я сяду за это.

- Не говори глупостей!

Я в два шага приблизилась к нему. Помедлив, положила руку ему на плечо. Стоило сделать это, как я буквально ощутила покидающий его гнев. Когда его спину перестала сотрясать мелкая дрожь, я убрала руку. Федор повернулся и посмотрел на меня снизу вверх.

- Ты же знаешь, - я улыбнулась, вспоминая слова Громова, - смерть это не решение проблемы. Надо быть снисходительнее. Богдан получит по заслугам. Однажды, - добавила я.

- Не люблю ждать, - проворчал Федор. – И все равно, когда я встречу его…

- Ты будешь снисходительным и вежливым.

Он сокрушенно покачал головой:

- Черт подери, Палисси!

- А теперь дай мне этот треклятый пакет, и идем отсюда, пока к нашей милой беседе не подключились соседи.

Гранин послушно протянул мне из последних сил стонущий псевдоразумный пакет. Левой рукой впившись Федору в предплечье, я потащила его за собой в квартиру, от греха подальше. Точнее, от подслушивающих за закрытыми дверьми соседей.

Я поставила тарелку с блинчиками на стеклянный журнальный столик, рядом – варенье в пиале, сахарницу и чайничек с заваркой. Чайник, чашки и блюдца были взяты из некогда подаренного мне фарфорового набора. Так цивилизованно, так по-домашнему.

Так неправильно.

- Чай? Но почему чай?

- Потому что с блинами не пьют кофе, проклятие! Прости, - быстро добавила я, видя, как меняется в лице Гранин.

- Не извиняйся, - он покачал головой, и прядь темных волос дугой упала ему на лоб. – Это я должен просить прощения за то, что постоянно вывожу тебя из себя.

Я затаила дыхание. Вот он, настоящий Федор Гранин, без той маски дерзкого сквернослова, плюющего на всех и вся, каким его знали люди. Мне захотелось взять фотоаппарат и щелкнуть его пару раз, для истории. Я смотрела на него и не могла отвести глаз.

- Чего? Где рога? – Федор принялся ощупывать лоб.

Без лишних слов я скользнула к нему и поцеловала. Его удивление длилось считанные секунды, а потом он засмеялся мне в губы, обвил меня руками и притянул к себе. Стоп, что я делаю? Нет, нет, нет… Я застыла, мои губы прекратили отвечать на поцелуй. Я медленно отстранилась, хотя его руки все еще были на моей талии.

- Это была не самая лучшая идея, - призналась я, отсаживаясь от него и оправляя футболку.