Зерно А

Я глубоко затянулась и, выдохнув дым, потянулась к стеклянному журнальному столику. Столешницу держали три купидона, со стразами вместо глаз, сочными губками и толстенькими мясистыми ножками. Я придвинула пепельницу и струсила пепел туда. Все-таки лучше быть «очаровательной», чем свиньей.

- А мне ваш стиль как кость поперек горла.

Мое сердце вновь екнуло, пропустив два удара. Ну почему я не могу быть более сдержанной? Я прикинула, слышит ли нас тип с набитой слезой. Да и не обязательно ему слушать нас краем уха – Человеку-Цыпленку достаточно кивнуть ему, и татуированный живо покажет мне, что такое кость поперек горла. Хотя, вполне возможно, Человек-Цыпленок еще не готов настолько упасть в моих глазах.

- Как так? – Пепельные брови в изумлении взлетели вверх. – А я думал, мы с вами одного поля ягоды.

- Одного поля, - согласилась я, чувствуя, как потеют ладони, - но с разных кустов. Мы похожи в том, что оба пытаемся казаться теми, кем не являемся на самом деле. Вы – добрым дядечкой, а я – добропорядочной гражданкой. Скажите… э-э… проклятие, - я щелкнула зубами, зажмурилась и покачала головой. – Это нелепо. Не называть же мне вас Человеком-Цыпленком?

Разрази меня гром, если я когда-то встречала информацию о том, как на самом деле зовут Человека-Цыпленка! Должно же быть у него нормальное, человеческое имя, верно? Вообще, он настолько сросся со своим образом оперенного добряка, что раньше (а если быть точным, пять минут назад) я бы и не задумывалась о том, какую он ведет жизнь вне вылазок на телешоу, вне шумихи вокруг «Фермы» и его головы в пепельных красиво уложенных перьях.

Я ждала реакции, но, кроме лучистой улыбки, ничего не получила.

- Все ясно. Можете не говорить. Переживу.

Я встала, чтобы уйти. Естественно, никуда бы я не ушла, но как элемент театральщины это смотрелось неплохо. По-крайней мере, мне хотелось так думать.

- Простите, простите, я не хотел злить вас. Меня зовут… – он назвал свое имя. Я остановилась и посмотрела на него в упор. – Прошу вас, скажи, что вас так удивило.

- Я ожидала чего-то… не нашего.

На загорелом лице проступили все до единой мимических морщинки. Он не пытался спрятать улыбку – играл со мной, как с несмышленышем. Да и зачем, в самом деле, прятать улыбку, когда вы вложили в нее столько средств?

- Чему вы улыбаетесь? Я сказала что-то смешное?

- Вовсе нет. Я просто хочу произвести на вас хорошее впечатление.

- Вы давно произвели на меня впечатление.

- Но нехорошее, - он зажег новую сигарету. – Замечательно! Я представлял вас именно такой.

- Какой такой?

- Вы говорите, что думаете, и не идете на уступки.

- Ну почему же, иду на уступки, и еще как, особенно когда мне тычут в лицо пистолетом. Надеюсь, вы не собираетесь вытворять ничего подобного. Это бы очень огорчило меня.

Еще чуть-чуть, и у него треснет физиономия, как переспелый арбуз, решила я. Мне уже порядком начало доставать, что он смеется над каждым моим словом.

Человек-Цыпленок обладал тем типом внешности, благодаря которому о мужчине говорят «мужественный», но не «привлекательный». Его скулы были широкими, туго обтянутыми кожей, как на качественном барабане, и когда он смеялся, на них появлялись длинные тонкие морщины. Он смеялся, но глаза оставались далекими и пустыми, словно не принимали участия в улыбке, жили собственной жизнью и не разделяли веселья хозяина. Мне вдруг меньше всего захотелось испытывать на себе его гнев или другие опасные для моего физического благополучия эмоции.

- Я не такой подонок, как вы обо мне думаете.

- Откуда вы знаете, как я о вас думаю?

- Право, Маргарита, это же очевидно! Вы ждете подвоха. У вас костяшки побелели. Расслабьтесь. В мои планы не входит ничего из того, о чем вы говорили.

Я разжала пальцы и откинулась на спинку дивана. Сердце ухало, я кинула все свои силы на то, чтобы мой голос звучал хладнокровно, но на душевное хладнокровие сил не хватило. Я боялась его отстраненных глаз. Телевизор и фотография не могли передать их засасывающей пустоты. Такой взгляд может быть только у обтесанных жизнью людей, болезненно обтесанных, которые, хотя и реабилитировались от старых ран, но уже никогда не станут прежними.

Я чувствовала, как сужаются мои глаза, приподнимается верхняя губа, а губы вдавливают в пахнущий лилиями воздух слова, одно за другим:

- Как знать, как знать. Все так переменчиво. Поэтому, на вашем месте я бы не ставила на это.

- К счастью для меня, - хохотнул Человек-Цыпленок, - вы не на моем месте. Однажды, - заметил он задумчиво, - могли бы занять его, если бы сейчас согласились работать на меня.

- Совершенно верно – «если бы». Должно быть, хлопотно: целая сесть «Ферм», да Церковь механизированных в довесок. Общественность метала бы заголовки, как осетр икру, узнай о том, что вы держите под крылышком еще и Церковь. Это несколько снизило бы планку вашей святости в глазах тысяч потребителей, не так ли? Не говоря уже о детях, которые так любят вас. Не то, чтобы я переживала, что ваши рейтинги могут упасть, просто я знаю, какого это – обманываться.