— А как, по-вашему, он может продвигаться? Мы ведь только вчера вечером начали. Выясняем природу заклятья. Или, по крайней мере, стараемся выяснить. Кроме того, мы пытаемся собрать как можно более полное досье по Табберу, в надежде отыскать хоть какой-нибудь ключ к тому, как он обрел свою силу.
Хопкинс слегка поерзал в кресле, как будто услышанное пришлось ему не очень по нраву.
— Ваша гипотеза, то есть гипотеза по Табберу, все больше подтверждается, мистер Уандер. Но, мне кажется, вам еще не известен один аспект поразившего нас кризиса. Вы знали, что радиолокационные станции остались невредимы?
— Я об этом думал, — ответил Эд.
— Именно эта загадка скоро доведет наших инженеров до безумия.
По-прежнему работают радиостанции, которые используются в международных сообщениях, в навигации и тому подобных областях. Кроме того, уцелело учебное кино. Вчера вечером я едва не свихнулся, битый час любуясь последним киноидолом по имени Уоррен Уоррен в приключенческом фильме документального типа, призванном Повысить у старшеклассников интерес к изучению географии. Он снялся в нем бесплатно. Но когда мы попытались просмотреть один из его обычных фильмов, «Королева и я», используя, как заверили меня специалисты, тот же тип пленки и ту же самую кинопроекционную аппаратуру, то получилось это самое необъяснимое наложение кадров.
Взгляд Дуайта Хопкинса оставался по-прежнему решительным, но в глазах его появился едва уловимый огонек безумия.
— Телевидение, которым мы пользуемся в телефонной связи, тоже не пострадало, — заметил Эд. — Заклятье избирательно — так же, как и с книгами. Научная литература уцелела, как, впрочем и художественные произведения, которые нравятся Табберу. Даже, черт возьми, его любимый комикс сохранился в прежнем виде. Но все это нам уже известно. Почему вы об этом заговорили?
Тут в первый раз раскрыл рот профессор Брайтгейл.
— Видите ли, мистер Уандер, одно дело, когда мы рассматривали вашу гипотезу наряду со множеством, огромным множеством других. Но теперь мы стремительно приближаемся к выводу, что ваша гипотеза — единственная, которая способна что-то объяснить.
— А как же пятна на солнце? — поинтересовался Эд.
— На первый взгляд, — ответил Хопкинс, — такая солнечная активность способна вывести из строя радио, вот только едва ли она будет действовать избирательно. И уж совсем невероятно, чтобы она подвергла цензуре нашу развлекательную литературу.
— Значит, вы начинаете подозревать, что я не такой уж чокнутый, как вам показалось сначала?
Политик пропустил его слова мимо ушей.
— Мы вызвали вас, мистер Уандер, — сказал он, чтобы обсудить новое предложение. Оно заключается в том, чтобы использовать для передачи радиои телевизионных программ телефонные кабели. Предполагается немедленно запустить проект экстренной срочности. Тогда приблизительно через месяц каждая семья в Соединеных Процветающих Штатах Америки снова сможет получить свои развлечения.
Эд встал и, опираясь на стол, взглянул на Дуайта Хопкинса сверху вниз.
— Вы же сами, не хуже моего, знаете ответ на эту бредовую идею. Неужели вам улыбается совсем развалить экономику страны, в довершение к радио и телевидению выведя из строя телефон и телеграф?
Хопкинс молча смотрел на него. Эд твердо ответил на его взгляд. Брайтгейл кашлянул.
— Как раз этого мы и опасались. Так вы полагаете…
— Вот именно. Таббер напустит порчу на ваше новое кабельное телевидение, как только вы его запустите.
Казалось, перед ними новый Эдвард Уандер, гораздо более решительный, чем тот, с которым они говорили только вчера. Дуайт Хопкинс оценивающе оглядел его.
— Профессор, — сказал он наконец, — будьте любезны ознакомить мистера Уандера с последними данными, касающимися развития кризиса.
Эд вернулся к своему стулу и сел. Высокий седовласый профессор заговорил своим лекторским тоном.
— Появились ящичные ораторы, — сказал он.
— Что еще за ящичные ораторы? — изумился Эд.
— Они вывелись еще до того, как вы появились на свет. Начали исчезать уже в те времена, когда радио стало транслировать передачи по всей стране и предлагать массам разнообразные развлекательные программы. В тридцатых они еще кое-где оставались, но к середине века совсем исчезли, если не считать жалких остатков в Бостон-Коммон[39]
да в лондонском Гайд-парке. Эти ораторы, которые вещают на открытом воздухе, обращаясь к своим слушателям с импровизированных трибун, которые чаще всего сооружены из ящиков[40].Раньше, когда народ имел обыкновение логожим весенним или летним вечером прогуляться по улице, такие ораторы могли привлечь слушателей и даже завладеть их вниманием.
— И о чем же они говорили? — осведомился Эд.
— Обо всем и ни о чем. Некоторые были помешаны на религии. Другие хотели что-то продать, чаще всего патентованные лекарства. Среди них попадались социалисты, коммунисты, профсоюзные деятели — все, кто угодно, И у каждого была возможность довести до людей свое откровение — каким бы оно ни было.