По этим и иным причинам по прибытии в Рабаул я пришел к непоколебимому убеждению, что войну уже невозможно выиграть, что все, что мы делаем в Рабауле, лишь отдаляет неизбежное. Наш средний командный состав в Рабауле не поддавался заблуждению от обещаний будущих побед; это были эксперты в авиации, и они сами прошли через многие воздушные схватки. Они месяцами сами наблюдали, как качественное превосходство истребителей Зеро тает на глазах в сравнении с все улучшающимися боевыми характеристиками новых американских истребителей, которые к тому же превосходят их численно. Росло ощущение беспомощности перед лицом поднимающейся, как волна, американской мощи. Наши авиаторы остро чувствовали огромную разницу между американской индустриальной и военной силой и ограниченными ресурсами своей собственной страны. Несмотря на эту убежденность, им оставалось лишь продолжать посылать наших летчиков с экипажами в бой на верную смерть. Как тут их осуждать за то, что ими овладели апатия и пораженческие настроения?
В беседах с летным составом 26-й воздушной флотилии я понял, что всеми владеет то же впечатление бесполезности войны. Самой удивительной реакцией на прибытие 2-й авианосной эскадры в Рабаул было то, что новость о том, что флотилия может вернуться в Трук, не породила чувства облегчения. Наоборот, для многих летчиков флотилии их замена представлялась позором. Они считали, что их убирают с линии фронта, потому что они плохо воевали, что флот ожидает, что 2-я авианосная эскадра доделает то, чего не смогли сделать они сами. Такие настроения опасны, потому что могут быстро привести к духовному распаду даже самой мощной армии.
Приняв обязанности офицера штаба авиации в Рабауле, я понял, что на данный момент мне очень повезло. Хотя я прошел через горнило многих сражений, мне никогда не приходилось находиться под сильным моральным напряжением в течение слишком долгого времени. Когда кампания оборачивалась в нашу пользу либо когда я переходил к исполнению других обязанностей, я всегда как бы сбрасывал излишние тревоги и беспокойство. Опираясь на прошлый опыт, я прибыл в Рабаул в великолепном физическом и духовном состоянии.
Мои личные убеждения в отношении того, как лучше использовать нашу воздушную мощь, отличались от флотского плана операции в Рабауле. Я был против того, чтобы бросить целиком всю нашу оставшуюся морскую авиацию, которая специально готовилась для решающих морских боев, в еще одну бесконечную кампанию против вражеской авиации наземного базирования. Это был уже двенадцатый случай, когда флот сталкивал нашу морскую авиацию с вражескими самолетами наземного базирования, и шестой случай в моей собственной авиагруппе. Лично я считал такое применение морской авиации расточительным, поскольку для Японии это не несло никакой пользы. Однако эти мысли были моим личным убеждением. Несмотря на собственное мнение, я не мог допустить, чтобы личные эмоции вмешивались в исполнение моего официального долга. Мой статус офицера требовал абсолютной верности политике флота, и я не мог делать ничего иного, кроме как полностью поддерживать все наши действия в борьбе с врагом.
Я понимал, что пораженческие настроения, царившие в Рабауле, могли появиться и в моем собственном штабе. Мне пришлось принять все меры, чтобы не дать проникнуть апатии, заразившей штаб 26-й воздушной флотилии, в мою собственную группу. До того как я приехал в Рабаул, мы допускали совместную работу заменяемого персонала с прибывающим, ведь разделение обязанностей позволяло быстро знакомиться с характером работы на базе. В этом же случае, однако, я предпочел не допускать такие контакты, и как только мое соединение прибыло в Рабаул, я тут же отпустил 26-ю воздушную флотилию, позволив им сразу же вернуться в Трук.
25 января самолеты 2-й авианосной эскадры прибыли в Рабаул. Контр-адмирал Такадзи Джодзима принял на себя активное командование своими войсками. Адмиралу не пришлось долго ждать возможности, чтобы испытать храбрость его пилотов, потому что на следующий же день мощная вражеская авиагруппа в составе примерно двухсот истребителей и бомбардировщиков совершила налет на аэродром. Адмирал Джодзима бросил на перехват все девяносто два Зеро, имевшиеся в наличии. Американцы нанесли нам тяжелый урон. Для многих летчиков-истребителей это был настоящий бой, им противостояли опытные вражеские пилоты, управлявшие великолепными самолетами. С неба было повержено десять Зеро. Из-за громадных потерь мы вынуждены были регистрировать погибших пилотов в графе «разбился в пике».