Zевс

Тогда, в Челябинске, Кирилл был безнадежно влюблен в Свету. И всячески показывал не влюбленность даже, а именно безнадежность затеи. Когда их куратор из профкома ложился спать, команда тихонько собиралась в одном из номеров – пили водку, а Кирилл торжественно объявлял, что уходит к себе, и плакал в темноте, пока ему не надоедало. Тогда начиналось новое шоу. Глубокая ночь, раскаленная лампочка под потолком, все уже устали пить и тихо болтают над остатками. Громкий топот – шаги Кирилла к их двери – и назад. Он подбегал и убегал так несколько раз. Все начинают живо обсуждать, что́ с ним происходит. Света говорит, что он ей как брат; и тут все понимают, что окно открыто, и Кириллу в его комнате наверняка все слышно… Замолкают, потрясенные. Снова топот… Шаги замирают у дверей… Все в ужасе… Никто не входит… Потом в дверях найдут записку – Кирилл просил Свету прийти поговорить; однако она не решилась.

Да, он вел себя как последний идиот.

Когда их «цербер» Литовченко ослаблял контроль, квасить потихоньку начинали ранним вечером, и однажды, в лучах заката, Леша, находясь в комнате друга, повеселел настолько, что вошел в стенной шкаф и обнаружил там белую розу. Роза стояла в бутылке с водой. «О!» – начал было вопить Леша, прежде чем тяжело задумался, что вряд ли бы роза дожила тут от времен прошлых постояльцев до наших дней, да еще и в таком цветущем виде. Кирилл долго смотрел, а потом сказал раздельно и как-то даже брезгливо: «Ты достаточно трезвый для того, чтобы молчать об этом еще час?..»

Леша, получается, всегда был рядом. Можно вспомнить любые моменты. Десять лет назад. Тринадцать лет назад. Два балбеса с младших курсов, дожидавшиеся «шестерку» со свирепым инструктором. (Новая жизнь как будто совсем стерла старое, а если начать разбирать по пластам, по годам…)

Когда той далекой ночью в Челябинске юный Кирилл дал волю рыданиям, Леша пришел к нему в номер, сел на кровать и начал говорить. Просто начал рассказывать о себе. О каких-то своих проблемах, о которых, может быть, не говорил никогда. Как будто жертвовал чем-то глубоко личным, чтобы хоть чем-то сбить пламя, поддержать Кирилла в катастрофе, которая, как тогда казалось, на него обрушилась.

Все это оказалось полной чепухой: эта недолгая юношеская влюбленность в Свету, в девочку из команды. Прошла без следа буквально за лето, и осенью Кирилл уже и сам почти не помнил своих страданий, вполне дружески общаясь с той же Светой, как говорится – отпустило, на удивление безболезненно. Он и сейчас с удивлением вспоминал, что тогда, курсе на втором, действительно был так влюблен и даже чуть не проговорился Яне, разматывая долгую историю отношений в их компании, но все же не проговорился. Хотя уж точно ничего криминального.

Поздний и куда более серьезный роман между Светой и Лешей – то, что закончилось разрывом всех отношений, дружб, мнимыми смертями и реальными, как говорили, попытками суицида, – разгорелся через несколько лет. Уже тогда Кирилл как бы и не помнил того, что было с ним самим, и ему совершенно не было странно, что его бывшая возлюбленная сошлась с лучшим другом. Он это действительно почти не помнил, во всяком случае, точно никаких уколов ревности не чувствовал – а просто с доброй дружеской усмешкой наблюдал. И когда Леха ее бросил и выгнал, обиделся за Свету тоже не из былых чувств, а скорее, из чувства товарищества…

Или слишком бурно обиделся – для чувства товарищества?..

Не важно. Все быльем поросло.

Леша действительно всегда был рядом, лучший друг, – других ведь и не появилось, – а теперь Кирилл плюется за его спиной.

Какой-то запоздалый стыд за эту «неблагодарность» порой накатывал; Кирилл и Леша сидели перед мерцающим телевизором, в темной комнате, Яна давно пошла спать; преувеличенные отсветы экрана бились и множились в зелени бутылок, и Кириллу хотелось сказать другу что-то… настоящее.

– Ты знаешь, ты не обижайся… – начал он и надолго задумался. – Я правда не могу сейчас уйти с этой работы… У меня правда есть одна… разработка, открытие, которое меня держит в ОКБ. Я придумал крутую штуку. Я ведь придумал, как сверхзвуковые самолеты будут преодолевать звуковой удар. – Он помолчал для значимости. – И дело не в конструкции. Они же все экспериментируют с конструкцией: форма носового обтекателя, форма крыла… Это у них никогда не полетит. Это так и будет «наука ради науки». Кому это нужно?..

– Никому, – эхом откликнулся вялый Леха, уже всерьез пьяный.

– Вот именно! – горячо и даже с лишним энтузиазмом согласился Кирилл. – Конструкция… Она не уменьшит избыточное давление, которое и вызывает звуковой удар в несколько раз. И потом… Сколько-нибудь уменьшит… Но самолет же неровно летит… Начнет маневрировать, опять давление возрастет…

В экране бурно сменялись ролики. Чудовищная реклама холодильника, где показано, как тысячей ртов дышит салат.

Леша, кажется, спал.